— Ты чего тут делаешь в такое время? Почему один, ночь на дворе!
— Батя задачу поставил. Сказал тебя ждать. И я не один. Там возле вас Саня с Мишкой дежурят, а ближе к нам Юлька с Геной сидят. Все тебя ждут.
Денис довёл обстановку: в Уютное Местечко идти нельзя, там засада, в Дом Инвалидов тем более нельзя. И вообще ходить никуда не надо, поскольку в обоих адресах… никого нет! В смысле моя «семья» совместно с коммуной Ивана в полном составе переехала в другое место. Даже Шаляпина забрали.
Да, вот это новости. Стоит один день просидеть в комендатуре, и тут же начинается массовая миграция местного населения.
— И куда нам теперь?
— Пошли, я отведу. А! Посидите здесь пять минут, я сбегаю, соберу наших. А то так и будут ждать тебя…
* * *
Мы следовали в темноте за пятёркой маленьких человечков. Человечки старались не шуметь, но двигались кучно и частенько наступали друг другу на маленькие лыжи. Те, кому наступали, тихонько ругались, подражая кому-то из взрослых: «Куда прёшь, дубина, дистанцию держи!»
Было забавно и грустно одновременно. Этакая пятёрка юных партизан. Хаос диктует свои правила и условия, дети участвуют в играх взрослых. Одни сдают за кулёк сахара чужого человека, другие бесплатно мёрзнут в темноте, рискуя жизнью, чтобы предупредить своего о засаде.
Двигались довольно долго, уже забрались в чужой район, и я стал волноваться. Заплутали, что ли? Да не должны вроде, дети родились и выросли здесь, знают эти места как свои пять пальцев.
— А куда идём-то?
Стёпа хмыкнул в темноте. Ага, хорош резидент, доверился детишкам, а уже на полпути додумался навести справки по пункту прибытия.
— На Боголюбова, к дядьке Митиному.
Слава Богу, всё нормально. Митя мой напарник, мы с ним не раз вместе работали, а у дядьки его прятали хабар после предпоследней акции. Туда действительно далековато топать, так что зря волновался.
Хороший тактический ход, Иван молодец. Почти через два района, враги не сразу отыщут. И с плацкартой проблем не будет: во время Великого Гриппа этот дом выкосило почти наполовину. Оставшиеся жильцы объединились в коммуны, как это сейчас многие делают в Городе, и ютятся по две-три семьи в одной квартире, чтобы экономить топливо. Так что свободных квартир там хватает.
Добрались без приключений. «На подъезде» дежурил Андрей Фёдорович, Митин дядька — кряжистый грузный бородач за шестьдесят, с ним был сын, похожий на Митю коренастый молчун Володя.
— Молодцы, тимуровцы, — похвалил Андрей Фёдорович, впуская нас в подъезд и запирая дверь на самодельный засов циклопических размеров. — Давайте наверх, и чтоб без шума.
* * *
Так, по головам не считал, но на первый взгляд Иван притащил сюда всю свою коммуну. Здесь были все, кого я обычно видел у него, человек двадцать, старики, женщины, дети и трое мужиков, из которых один практически не боеспособен из-за ранения, полученного на позапрошлой акции (и это весь боевой состав на такую толпу плюс «ограниченно годный» однорукий Иван).
Так, а почему трое, когда должно быть четверо?
— Паша с женой «на муке» дежурят, — пояснил Иван. — Нинку поменяли.
Инвалидная коммуна расположилась в четырёхкомнатной квартире на третьем этаже, а мои — в «двушке» на втором. Иван попробовал было и моих взять к себе, как говорится, в тесноте, да не в обиде, однако его мужики взроптали — не захотели жить с Виталиком под одной крышей.
Но в целом все устроились неплохо. Провиант и солярку для горелок взяли, готовить есть на чём. Нинель, оказывается, подбросил Коля-тракторист, они привезли запас дров и мешок муки, а Андрей Фёдорович, растроганный мучными дарами, угостил «новосёлов» постным маслом. Единственное неудобство — не успели печки оборудовать, так что топить пришлось «по-чёрному», и в обеих квартирах вовсю навоняли дымом и беспощадно закоптили потолки. Но Боже мой, какие это мелочи по сравнению с голодной смертью, пулями «курков» и дружинников и перспективой висеть в петле на центральной площади!
— Вот это ты здорово переехал на «нелегал». — Стёпа от такой конспирации слегка обалдел. — Тихо, незаметно и совершенно тайно.
Да я и сам не ожидал. Иван — широкой души человечище, если уж прятаться от сильных мира сего, так сразу всем табором.
Нинель быстренько облобызалась со мной, даже не спросив, где это меня носило весь день, и с ходу взялась за нашего раненого. А Иван тем временем пригласил нас отпить чайку и побеседовать за жизнь.
* * *
Пили чай с блинами, слушали Ивана.
Нет, как-то смазано получилось, никакой торжественности, а ведь это же такое важное событие!
Итак, мы ели блины.
Понимаете, да? Пусть и совсем постные — вода, соль, мука… Но из-за этой муки уложили целую толпу народа. И теперь, как выяснилось, из-за этой муки и произошло великое переселение, а вовсе не из-за моих злоключений.
Галина, жена Ивана, экономно мазала сковороду смоченной в постном масле ваткой, заливала половником мучную болтушку и тут же мазала вторую сковороду, готовила сразу на двух горелках. Божественный запах выпечки забивал солярную вонь, а мы все заворожённо наблюдали за аппетитным действом, в том числе и Стёпа с Юрой, которые всего лишь три дня назад питались, как и прочие нормальные люди, в таком далёком и сказочно прекрасном Цивилизованном Мире, где есть газ, свет, тепло, горячая вода и прочие прелести, недоступные жителям Города.
Чай был не особо крепкий, но ароматный, с мелиссой, по-моему, плюс яблочное варенье в двух интерпретациях, дольками и повидлом.
В общем, это было просто какое-то божественное пиршество.
На кухню постоянно заглядывали дети и спрашивали, когда их позовут пить чай. Очень скоро Галине это надоело, она прикрикнула на детвору, закрыла дверь и завязала ручку полотенцем.
— Да их сегодня уже раз пять блинами кормили, — пояснила она, предваряя возможные упрёки. — Вот же ненасытные галчата, с непривычки ведь колом всё встанет…
Итак, пили чай с блинами, слушали Ивана.
Спозаранку в Дом Инвалидов нагрянули дружинники, аж впятером, и стали наперебой задавать неприятные вопросы. Всё-таки наводка на хлебозавод прошла непрозрачно и отчасти криво, иначе не нагрянули бы. А по-другому в принципе и быть не могло, тут ведь все свои, распутать клубок нетрудно.
Иван, однако, товарищ опытный и житейски мудрый, и язык подвешен как надо, так что от всего отболтался в два счёта.
Дружинники ушли, но, как видно, были у них сомнения, поэтому неподалёку от Дома Инвалидов они оставили НП (наблюдательный пост). То есть объявлений на столбах не развешивали — «Внимание, здесь НП ДНД!», но кто-то там у них жил в соседнем доме, то ли друг, то ли родственник, так что трое туда зашли и остались, а двое отправились в комендатуру.
