«ТТ» без единого патрона в магазине и с затвором, откинутым назад, нашли неподалеку. Отстреливался верхолаз до последнего патрона, а когда пришлось выбирать между своей жизнью и спасением товарища, выбрал первое. Но, избежав смерти, он не смог избежать ее видения, и Стольников был уверен, что мужчина двинулся рассудком не от боли за друга, а от навязчивой мысли о событиях, которые могли наступить, окажись он менее проворным.
— Кажется, спрашивать тебя о Ждане бессмысленно, верно? — с ожесточением в голосе бросил мимоходом майор. — И что нам теперь делать? — Это было обращено уже к разведчикам. — Полковник может находиться в ста метрах от нас, а мог уйти на километр. Что прикажете делать, я вас спрашиваю?
Никто не хотел отвечать. Вопрос носил риторический характер. Было ясно одно: следует продолжать поиск.
Ситуация стала походить на безвыходную.
Небо начинало хмуриться, как ребенок перед сном. До полной темноты оставалось около получаса. И вдруг случилось то, что избавило майора от необходимости возвращаться в деревню с беспомощным сумасшедшим. Когда раздался крик, он поначалу даже не понял, что происходит, хотя сидел лицом к спасенному. И лишь когда его окатило холодом от страха за Мамаева, Саша вскочил и рванул из кобуры пистолет.
Вернувшийся с фронта с поврежденным рассудком и взятый Жданом в провожатые парень вскочил и, ухватив рукоять ножа Мамаева, рванул на себя. И тут же, перехватив лезвием к себе для удара, коршуном бросился на разведчика…
Майор опоздал с выстрелом на какие-то сотые доли секунды. Выхватив свою «Гюрзу», Жулин повалил сумасшедшего на землю. Смерть застала сельчанина в фазе полета.
Ермолаич молча подошел к сосне, заляпанной мозгами земляка, и перекрестился.
— Эта смерть все менее страшная, чем от волков, — сказал и направился в лес.
Стольников не возражал. Нужно было выходить из этой чащи. Впервые, находясь в лесу, он испытывал чувство необъяснимого волнения. Немного подумав, он понял, что это волнение называется страхом.
— Ермолаич, — кривясь от усталости, Ключников раздвигал ветви руками и шел рядом с проводником, — а Ермолаич?
— Ну чего тебе, суета?
— Расскажи мне, как мужики в этот лес на машинах и конях за дровами ездят. Я так и не понял.
— На машинах, милый, сюда не ездят. Ездят на тракторах, которым по хрену, где разворачиваться, и на подводах, — чересчур разговорчивый сельчанин всю вторую часть дороги прошагал молча и даже отказал себе в удовольствии материться, что было обычным явлением в его повседневной жизни. После встречи с волками он напоминал молчаливого философа.
— А коням тоже по хрену, где разворачиваться? Что-то я не заметил там круговых следов от повозок.
— Сани, товарищ, разворачиваются руками. А конь без саней — ему по барабану: поставишь к лесу задом, он задом станет. Передом — он тоже возмущаться не будет. Как ты с такой головой в КГБ служишь?
— Где?! — удивился Ключ.
— Да ладно, не ломай комедь. Старшой все рассказал.
Ключников сбавил ход и оттянулся влево, где шел, переступая через поваленный сухостой, майор.
— Командир, мы уже в КГБ работаем?
— А ты хотел, чтобы я ему сказал, что туристы?
Ночь окончательно завладела Чечней…
— Ну, вот и конец нашего странствия, — объявил, опираясь на палку, Ермолаич. От души прокашлявшись, он вынул из кармана папиросы.
— Уж не знаю, как тебя благодарить, человечище, — признался Стольников.
— Ты меня уже отблагодарил. Коровой и быком. А вот на память оставишь чего — сам тебе спасибо скажу.
— Да что же тебе оставить? — растерялся Саша.
— Что-нибудь оттуда.
— Оттуда?
Разведчики приблизились.
— Чудеса бывают, — тихо проговорил Ермолаич. — Вот, когда война началась, должен был я жениться. Любил девку до беспамятства. Через неделю свадьба — а тут война. Так и пошел на фронт, неженатый. А она мне: «Ждать буду, ждать буду!» Все думали, война месяц тянуться будет, не больше. А оно вишь как закрутило… Четыре года. Ну ты сам посуди, кто четыре года ждать будет? А вернулся из Берлина, и что ты думаешь?
— А что? — улыбнулся Саша.
— Девкой оказалась!
Бойцы рассмеялись.
— Это потому, что тебе, старик, цены нет, — объяснил Жулин.
— Цена у всякого человека есть, — возразил тот. — Просто ее понять нужно. Ну, так как там, в будущем-то? Немцы снова борщить не начинают?
Наступила неуютная пауза. Издевается старик или и вправду поверил?
— Немцы в порядке.
— После Хрущева-то кто будет?
— Брежнев.
— Брежнев? Читал. Он в ЦеКа. А сколько еще Хрущеву рулить?
— Да три неполных года, считай.
— Пойдет. Ну, бывайте, люди добрые. Желаю вам найти всех, кого ищете.
Ключников подошел, снял с руки «Тиссо», купленные в Швейцарии, и протянул проводнику:
— На память.
Тот принял бережно, но без восторга, с деревенской учтивостью и самоуважением.
— Спасибо, парень. Ну, с богом! Идите прямо через лес на луну, там и увидите дорогу на Грозный.
— А это что же за дорога?
— Это объездная, она приведет в тупик. Лес тут в тридцатые рубили каторжные, собирались железную дорогу строить. Да не случилось.
Махнув, Ермолаич исчез в темноте.
* * *
Первое, что хотел сделать Ждан, когда понял, что волки им не интересуются, — это выйти из проклятого леса, найти вокзал, сесть на ближайший поезд и умчаться подальше, ни о чем не думая, отсидеться, привести мысли в порядок и уже потом решить, что делать. Мысли потом придут сами, когда пройдет эта ужасная боль в руке. А сейчас — идти…
К утру он набрел на странной формы домик. Двухэтажный, он темнел в голубой дымке рассвета, как в кино про Сонную лощину. Осторожно приблизившись и заглянув в окна, полковник убедился, что домик пуст. Дверь была заперта известным всем туристам способом — посредством палки. Решив палку не трогать, Ждан прокрался к окну, поддел створку лезвием ножа и распахнул. Осмотрелся еще раз и завалил свое грузное тело внутрь. Так же осторожно, стараясь не сбивать пыль со стекол, прикрыл окно и скинул рюкзак.
Все внутри свидетельствовало о долгом отсутствии людей.
Поднявшись на второй этаж, Ждан осторожно приблизился к окну и стал оценивать свою диспозицию сверху. Поблизости от дома полковник не заметил ничего подозрительного. Однако чувство успокоения не приходило. Дом стоял на большой поляне, так что пространство вокруг него хорошо просматривалось. Наезженная колея на опушке уходила влево и утопала в лесу. Любой транспорт, появившийся на дороге — гужевой или автомобильный, — тут же привлек бы его внимание.
