За тот час, пока двое бандитов колесили по отшибу в поисках еды, он ни разу не перекинулся словом ни с Червонцем, ни с остальными. Справедливости ради надо заметить, что те тоже не отличались разговорчивостью. Усталость сковывала, их мучили те же наваждения, что и полковника, и терять калории на бестолковые разговоры им, видимо, тоже не хотелось.
Когда на восточной стороне послышался треск сухих ветвей, Червонец перевернулся и занял изготовку с автоматом. Крюк просто привалился к дереву и уложил винтовку на колени.
Это мог быть кто угодно. Местный житель, промышлявший сбором грибов и кореньев, бандиты, а могло статься так, что это методично прочесывает территорию милицейский патруль.
Но к месту их стоянки приближались те самые двое, несшие рюкзак.
Радостно загудев и вызвав у Ждана приступ раздражения, беглые расселись в круг. Через несколько минут на земле в полнейшем беспорядке валялись пустые консервные банки, куски хлеба, луковая шелуха и другое, что именуется отходами человеческой жизнедеятельности.
Головорезы молча расселись на корточки — в позу, привычную для людей, отбывших добрую половину жизни в колониях, захрустели чем-то, зажевали, и послышалось бульканье воды. Полковник не вмешивался в процесс их радостной встречи. Ему поднесли вареного мяса, хлеба, луковицу, но он не хотел есть. Последние события заставили Ждана позабыть о еде.
— Садись, выпей. — Червонец протянул Ждану флягу, заранее предупредив: — Не спирт.
Напившись и забив жажду в дальний угол ожидания, полковник провел рукой по подбородку и ощутил сухой треск жесткой щетины. Последний раз его лицо находилось в таком заброшенном состоянии во время операции… Опухоль от укусов мошкары почти прошла, осталась лишь тяжесть на лице. Словно кто-то оттягивал кожу пальцами.
— Вы где харчи взяли? — спросил он.
— В доме одном, — уклончиво ответил бандит.
— Хозяева были?
Поняв, что затянувшееся молчание означает положительный ответ, Ждан стиснул зубы.
— И что с ними?
— Да ничего. Лежат.
Полковник покусал губу. Если с такими результатами он будет продвигаться и дальше, то за несколько суток пребывания в пятьдесят девятом году втащит в две тысячи двенадцатый не один десяток трупов.
И вдруг его осенило.
Проскользнула какая-то мысль, а он из-за громкого чавканья не смог ухватить ее.
— Подожди, подожди… — прошептал он.
И мысль вернулась.
Ждан вдруг подумал о том, что если здесь, в пятьдесят девятом, совершить какой-нибудь поступок, то память о нем дойдет до две тысячи двенадцатого обязательно. То есть если перестрелять сейчас этих беглых и закопать — спустя пятьдесят три года можно будет приехать на это место и обнаружить кости.
«Таким образом… если я прикончу здесь этого Червонца, то не родятся его дети. А его дети, стало быть, не родят своих детей. То есть если я найду в пятьдесят девятом отца Стольникова…»
Он побледнел, осознав масштаб события, произошедшего с ним.
«Если я убью отца майора, то майор Стольников свалится на землю и умрет или — исчезнет? Думаю, свалится. Материя не исчезает…»
— Правильно я говорю, Червонец? — задорно прикрикнул Ждан, подмигнув бандиту.
— Че ты мне, как бабе, мигаешь?
— Расслабься, горемыка!
Ждан понял: ему сейчас не нужно в Цой-Педе. Ему нужно выяснить, откуда Стольников родом. Ну и так далее… Найти человека нелегко, но можно.
Глава 19
Человек, закончивший военное училище, знает десятки способов определить стороны горизонта. Сейчас нельзя было найти север по Полярной звезде — небо затянуло тучами. Об ориентации с помощью солнца речи, понятно, вообще не шло. Мох растет на деревьях с северной стороны, но искать в темноте мох на ощупь — занятие глупое. Ждан, вглядываясь в угрюмые лица бандитов, в очередной раз убеждался, насколько в бандах сильна роль лидера. Любой из них, оказавшись в безвыходной ситуации, заставит свой мозг работать самостоятельно и, когда речь зайдет о жизни и смерти, решит самую сложную задачу. Сейчас же все, включая и Червонца, стояли в ожидании того, как он укажет им направление дальнейшего движения. И все будут молчать, потому что руководитель этого сброда сейчас, как это ни грустно понимать, он, полковник Ждан.
— Часовенку в центре кладбища видите? — Он ткнул пальцем в раскинувшееся по правую руку православное кладбище. — Перекладины на кресте как расположены? В какую сторону они сужаются, там и юг.
— Нет там креста, — прохрипел Червонец.
Ждан подумал о том, что, если есть кладбище православное, значит, неподалеку село. Раз так, то в селе подавляющее большинство — мусульмане. Значит, должно быть где-то недалеко и кладбище мусульманское.
— Ищите надгробные камни и склепы в темноте! — приказал он. — Где-то неподалеку от этого кладбища мусульмане своих закапывают!
Кладбище они отыскали быстро. Мусульманское находилось в трехстах метрах от православного.
— Только не кричите и спички не палите без нужды! Есть погосты, есть и жилье поблизости. Там уже все предупреждены.
Ждан зашел на территорию.
— Найдите мне могилу без камня какого-нибудь чеха.
— Кого? Чеха?
«Ах, ну да, пятьдесят девятый», — подумал Ждан.
— Чеченца.
Один из бандитов рассмеялся и направился на поиски первым. Через пять или шесть минут кто-то крикнул из темноты:
— Уклуков Рамазан подойдет?
— Копайте, — коротко велел Ждан, поглядывая на тускнеющую луну. Времени до рассвета оставалось все меньше.
— Пресвятая Богородица… — забормотал один из беглых, присаживаясь на корточки перед холмиком и начиная орудовать ножом. Через мгновение к нему присоединились еще двое с палками. — Никогда в жизни таким делом не занимался…
— Ну, мало ли кто что в первый раз делает, — философски заметил полковник. — Я вот, к примеру, впервые в такой компании, а что делать? Кто-то крестьянина в первый раз в жизни режет, кто-то евреев в топку загоняет.
— Не надо здесь этой коммунистической пропаганды, — просипел Червонец, не сводящий взгляда с постепенно углубляющейся могилы, — тебя все равно не поймут.
— Я не коммунист. Уж не знаю — к сожалению ли или к счастью… Что там, бродяга?
— Мать-перемать! — дал петушка голосом один из эксгуматоров, вскакивая и отбегая в сторону. — Что это?!
— Это? — уточнил Ждан, подступая к могиле. — Это голова, как и положено. Если копать дальше, появятся плечи. Потом грудь. И все это будет по-прежнему обернуто в ковер.
— Их что, стоя хоронят, что ли? — обомлел кто-то из наблюдавших.
— Сидя! — усмехнулся полковник. — Дайте мне кто-нибудь нож.
