– Это Тёма, – пустилась в объяснения Зайка, – жил в детдоме,
приехал внезапно, он из-за Уральских гор. Его мать…
– Ясно, – подытожила через пять минут Таня, – нищий родственник.
Знаю таких. Почти состарился, денег не нажил и решил о родителях вспомнить. Ну,
народ! Дегтярев, а ты точно уверен, что это твое произведение искусства? Вы,
блин, дураки! Всех пускаете! Завтра сюда китаец заявится, Сяо-Ляо, и тебе на
шею повесится со всеми узкоглазыми внуками.
Дегтярев покраснел.
– Вот гоголь-моголь, – засопел Тёма, вваливаясь в спальню. –
Я его сверху какао посыпал.
– Мерси, дружочек, – царственно кивнула Танюша и в мгновение
ока слопала содержимое креманки. – А теперь унеси пустую посуду, помой живенько
и можешь быть свободным.
Полковник превратился в гигантскую свеклу.
– Ладно, – скривилась Зайка, – раз никто не умер, пойду
спать.
– Доктор будет через десять минут, – сообщила Ирка, влетая в
спальню.
– Думаю, мы зря его вызвали, – процедил сквозь зубы
Александр Михайлович.
И тут Борейко с громким стоном снова наклонилась над полом.
– Таз, дайте таз! – завопила Зайка.
Опять поднялась суматоха. Спустя пару минут Таня лежала в
подушках. Лицо ее по цвету сравнялось с наволочкой, глаза ввалились.
– Я умираю, – прошептала она, – совсем…
– Не нервничай, – приказал Дегтярев, впихивая в рот Борейко
градусник. – Молчи! Ирка, положи ей на лоб полотенце, намочив его
предварительно уксусом.
– Это зачем? – удивилась домработница.
– Не рассуждать! – обозлился полковник.
– Вечно на меня орут, – скуксилась Ирка, и тут раздался
звонок в дверь.
Громко залаяв, собаки побежали в прихожую.
– Врач пришел, – возвестил Дегтярев. – Всем оставаться на
месте происшествия, ничего не трогать!
– По-моему, ты слегка перепутал ситуации, – фыркнула Зайка.
– Таня пока жива, и мы в спальне у Даши.
– Так еще утро не наступило, – ляпнул Дегтярев, – может, кто
и помрет. Вон какая Таня зеленая!
Борейко закрыла глаза, я испугалась, но тут в комнату бодрым
шагом вошел местный эскулап Семен Петрович и повелительно гаркнул:
– Просьба всех оставить меня с больной наедине.
Мы вышли в библиотеку и сели в кресла. В доме повисла
тишина.
– А где Кеша? – спохватилась я, сообразив, что Аркадия нет
со всеми.
– Уехал в Новомосковск, – пояснила Зайка, – вернется завтра
к вечеру.
– По-моему, этот доктор хам, – ожил Дегтярев. – Пришел,
раскомандовался…
– Семен Петрович хороший специалист, – попыталась я защитить
врача.
– У нас в заводской поликлинике есть терапевт, – прогудел
Тёма, – такой противный! Но лечит хорошо, просто глаз-алмаз. Я один раз к нему
обратился, пожаловался на одышку, а он заявил: «Жрать меньше надо, а то диабет
получишь, вместе с атеросклерозом».
– Вот, вот! – радостно закивала Зайка. – Дегтяреву мы то же
самое говорили.
– Вы служите на заводе? – решила я сменить тему беседы.
– Уже нет, – слегка покраснел Тёма, – неинтересно стало. Я
такой человек увлекающийся, ни в жизнь не стану делать ничего против своего
желания. Вначале мне на предприятии хорошо жилось, интересно, но потом я
заскучал и занялся в основном, торговлей. Живое дело!
Я молча слушала Тёму. Все понятно, мальчика, выросшего в
детском доме, определили после девятого класса в ПТУ и отправили затем в цех. В
тех местах много металлургических комплексов, стоять у доменной печи или
трубопрокатного стана очень тяжелое дело, а платят рабочим не слишком густо,
вот Тёма и подался в челноки. Катается, вероятно, в Китай, привозит в клетчатых
сумках всякую ерунду: одежду или косметику, а может, обувь – и продает в
России. Наверное, имеет лоток на местном рынке.
– А чем вы торгуете? – поинтересовалась Маня.
Тёма заулыбался:
– Думаю, ты бы сумела найти себе в ассортименте кой-чего по
вкусу. Понимаешь…
Дверь моей спальни с треском распахнулась.
– Какой идиот распорядился дать больной гоголь-моголь? –
грозно спросил Семен Петрович.
– Нельзя было? – испуганно вскочил Тёма. – Яички свежие, я
понюхал.
– Женщина жалуется на дискомфорт желудочно-кишечного тракта,
– рявкнул терапевт, – ее тошнит, а вы гоголь-моголь подносите. Убить несчастную
задумали?
– Нет-нет, – жалобно протянул Тёма, косясь одним глазом на
полковника, чьи щеки медленно наливались кровью. – Она так просила, настаивала…
вот… подумали… бедняжке не следует нервничать…
– Если она у вас желе из крысиного яда поклянчит, –
неожиданно ласково осведомился эскулап, – тоже дадите? Чтобы не капризничала…
– Нет, – забубнил Тёма. – Но от яичек какой вред?
– Темнота большинства людей поражает! – завозмущался Семен
Петрович. – У госпожи Борейко острый панкреатит. Диагноз, правда,
предварительный, завтра утром необходимо сделать анализ крови.
– Здорово, – заорала Машка, – то, что надо! Суперски!
Спасибо, Семен Петрович!
– Почему ты так обрадовалась? – поразился врач.
Машка опустила хитрый взор.
– Ну… э… прикольно! Иголка, пробирка!
Семен Петрович крякнул и с укором посмотрел на меня.
– Современные дети слишком увлекаются компьютерными играми,
у них снижены моральные критерии. Я не психолог, но рекомендую показать девочку
специалисту, который скорректирует ее поведение.
– Вернемся к панкреатиту, – перебила я терапевта. – Что нам
делать?
– Вам? Дать градусник. Надо измерить температуру, –
снисходительно велел врач. – А больной следует соблюдать классический режим:
холод, голод и покой.
– Ее нельзя перемещать? – осведомилась Зайка.
– Нежелательно, – отрезал врач.
– Минуточку, а мне что, спать на коврике у камина? –
испугалась я.
– Скажете тоже, Дарь Иванна, – укорила Ирка. – Ночку в
гостевой проведете.
– Лучше перенести туда Таню, – уперлась я.
