– Учиться надо лучше. Только тот, кто хорошо овладевает
знаниями, имеет шанс попасть в аспирантуру и стать кандидатом наук.
Лично меня бросало в дрожь от этого заявления, меньше всего
хотелось навсегда связать свою жизнь с затхлым учебным заведением.
В конце семестра Эмма подводила итоги, и те, у кого получалась
чистая пятерка, освобождались от сдачи зачета, остальных доктор наук гоняла по
всему курсу.
По непонятной причине я была у Эммы на хорошем счету, но
сейчас рисковала потерять расположение дамы. Накануне студентка Васильева
гуляла до трех утра и абсолютно не подготовилась к занятиям.
– Ну, – поторопила меня преподаватель, – начинай!
Я набрала полную грудь воздуха и честно призналась:
– Простите, Эмма Сергеевна, слегка не готова к ответу.
– Почему? – совершенно искренно удивилась старуха. – Что
помешало самостоятельным занятиям?
– Отравилась, – сказала я почти правду, забыв упомянуть, что
непорядок в организме был вызван красным вином плохого качества, выпитым в
неумеренном количестве.
– Это не повод, – отрезала Эмма. Но потом слегка помягчела:
– Действительно, еда в нашей столовой оставляет желать лучшего. Даша, мне очень
не хочется ставить тебе «два». Что скажешь?
– Тоже не желаю получить «неуд», – вздохнула я.
– Вот и хорошо, – одобрила Эмма. – Ты девочка ответственная,
не то что некоторые, имена которых я упоминать сегодня не буду. Думаю,
великолепно расскажешь сейчас о Гюго. Ну, начинай!
Выдав тираду, профессор сложила руки на груди, откинулась на
спинку стула и прикрыла очи.
– Виктор Гюго, автор многих романов, в том числе
«Отверженные», родился в… – безнадежно начала я и замолчала, потому что
информация о великом французском романисте, осевшая в моей памяти, иссякла.
– Замечательно, – пробормотала преподша, – продолжай.
Я развела руками, и тут на помощь пришла Машка Гладильщикова
– она подняла учебник, раскрытый на нужной странице. Кое-как, щурясь, я сумела
озвучить текст.
– Хорошо, – кивнула Эмма, не открывая глаз, – троечку уже
заработала. Но, право, жаль портить «удочкой» твою репутацию. Ты ведь хочешь
четверку?
– Ага, – ответила я.
– Тогда расскажи мне… ну… допустим, о Викторе Гюго, –
меланхолично предложила доктор наук и снова примолкла.
Я настороженно глянула в сторону ученой дамы. Она что,
издевается надо мной? Но нет, лицо Эммы Сергеевны хранило
торжественно-заинтересованное выражение. Я откашлялась:
– Виктор Гюго появился на свет…
Второй раз рассказывать биографию писателя получилось
бойчее.
Эмме тоже понравилось.
– Молодец, – закивала она. – Но это четверка. Поднимем
планку. Пятерка – вот к чему надо стремиться, согласна?
– Угу, – закивала я.
– Умница, – похвалила меня Эмма. – Рада, что не ошиблась в
тебе. Думаю, получишь «отлично», коли сумеешь рассказать нам о… Викторе Гюго!
Одногруппники попадали под столы, я выставила вперед правую
ногу и бодро начала:
– Великий сын Франции, автор книг «Девяносто третий год»,
«Отверженные» и других прожил большую жизнь в литературе…
– Вот и чудесно, – открыла глаза Эмма, когда я замолчала. –
Садись, Даша. С огромным удовольствием ставлю «пять». Можно было бы еще
попросить тебя рассказать биографию Гюго, но лучше сделаю это сама. Итак, новая
тема: Виктор Гюго. Великий сын Франции, автор книг… Минуточку, дети, в чем
дело, почему не записываем?
Я, пытаясь скрыть хохот, опустила подбородок на грудь, а
наша староста сдавленным голосом ответила:
– Простите, Эмма Сергеевна, звонок на перемену, нам надо в
другой корпус бежать.
– Действительно, – закивала доктор наук, глянув на часы. –
Запишите домашнее задание: Виктор Гюго. Васильева, готовься, давно тебя не
вызывала!
Прогнав сейчас от себя это ненужное воспоминание, я обогнула
дедушку-охранника и оказалась в небольшом коридоре. Пахло тут хлоркой, супом и
какими-то лекарствами. Боясь поскользнуться на блестящей бело-желтой плитке, я
тихо пошла вперед и уперлась в стол, за которым восседала бабуся, читавшая
газету.
– Здравствуйте, – вежливо сказала я.
Старуха не пошевелилась.
– Добрый день, – повысила я тон.
Ответа не последовало.
– Здрассти! – заорала я.
Старуха медленно отложила газету, сняла очки и вполне
миролюбиво спросила:
– Че вопишь?
– Так не отвечаете, – растерялась я, – думала, не слышите.
– С ушами у меня полный порядок, – скривилась бабка. –
Посещения у нас до часу дня. А ты когда явилась?
– Еще двух нет, – решила поспорить я.
– Все равно отдыхать пора, а не шляться. Завтра приходь! Ты,
кстати, к кому?
– К Кулькиной, – бойко ответила я и полезла в сумку за
кошельком. Сейчас выну «пропуск», не слишком крупную, но вполне приятную
бумажку…
– К Алевтине? – вдруг оживилась старуха.
– Да.
– Ступай живо, – неожиданно заявила дежурная, – палата номер
восемнадцать, койка слева, у окна.
Очень удивленная ее странной добротой, я сделала несколько
шагов по плитке, потом обернулась и изумилась еще больше. Отчаянно хромая,
бабушка со всей доступной ей скоростью неслась по коридору в обратном
направлении.
Дверь, украшенная косо написанной цифрой «весемнадцать»,
оказалась последней. Я поскреблась в створку, не услышала никаких звуков в
ответ и осторожно потянула за железную скобу, исполнявшую роль ручки.
В нос ударил затхлый, крайне неприятный запах, перед глазами
открылась печальная картина: шесть кроватей, выкрашенных белой краской, столько
же облупившихся тумбочек, в углу раковина, в которую из ржавого крана мерно
капает вода. Я бы быстро сошла с ума от этого монотонного «кап, кап, кап», но
обитательницы малоуютной комнаты, очевидно, привыкли к дискомфорту.
Около трех коек высились капельницы, на полу стояли оббитые
эмалированные судна.
– Здравствуйте, – шепотом просвистела я. – Вы спите? Кто из
вас Кулькина? Алевтина, отзовитесь!
