— Ба-а, — почти насмешливо протянул Корсаков, — знакомые все лица! С кем же это ты связался, дурачок?
Славич сделал резкий выпад ножом. Корсаков поймал его за руку, сжал запястье и подхватил выпавший из руки нож. Заломив Славичу руку, он повел его вниз по лестнице.
— Ты ведь покажешь мне, где девушка, правда? Ты ведь не обманешь старого друга?
— Да…да, покажу, — шипел Славич. — Пусти, гад, руку сломаешь.
— Обязательно сломаю. Доигрался ты, Виталик, — ласково шептал Корсаков.
Дикий крик заставил его резко обернуться. Через пролет лестницы на него летел, растопырившись летучей мышью, парень в широкой рубахе, у которого он отнял дубинку. Корсаков толкнул Славича в сторону и принял падающее сверху тело на широкий нож. Парень умер мгновенно, сбив телом Корсакова, перекатился через него и рухнул на Славича, копошившегося возле двери. Знакомо зашипело, лестница озарилась неверным светом. Славич в ужасе заорал, стряхивая с себя остатки одежды и пепел сгоревшего сподвижника. Корсаков подался вперед и тюкнул его дубинкой в темя, обрывая визгливый крик.
— Спокойно, Виталик, сейчас поедем, — пробормотал он.
Взлетев по лестнице, Игорь бросился в спальню, вытащил из-под кровати сверток с мечом, вернулся к двери, открыл ее и, взвалив Славича на плечо, осторожно выглянул в переулок. На улице никого не было. Ночь была душная, сквозь желтый свет фонарей едва угадывались точки звезд. Корсаков подбежал к машине Анюты, открыл пассажирскую дверцу и свалил Славича на сиденье. Бросив сверток с мечом назад, он расстегнул на Славиче наборный пояс и привязал его голову к подголовнику, чуть сдавив тонкую шею. Вернувшись к особняку, запер дверь, пробормотав: «Пусть папа думает, что я дома», уселся в машину и дал газ, скрывшись в одном из переулков.
Он остановил машину под разбитым фонарем, обернулся к Славичу и похлопал его по щекам. Славич всхлипнул, закашлялся и открыл глаза. Постепенно взгляд его стал осмысленным, он дернулся, нашаривая ручку открывания двери, но ремень сдавил ему глотку.
— Пусти… кх… задушишь, сволочь…
Корсаков хлестко врезал ему по губам тыльной стороной ладони. Славич поперхнулся и заскулил.
— Я не хотел, Игорек… вот чем хочешь поклянусь…
— Не трать клятвы, Виталик. Куда ехать?
— Я не знаю. Они знали, а ты их того… замочил…
— А ты видел, что с ними стало? Ты знал, кто они.
Глаза Славича забегали. Корсаков понял — сейчас соврет и снова врезал ему по губам.
— Ну, знал?
— Знал.
— Дерьмо ты, Виталик, — брезгливо сказал Корсаков. — За что продался, а?
— Тебе то какая разница, — внезапно рассвирепел Славич, но, задохнувшись, снова заскулил: — У них сила, они придут, рано или поздно…
— Чьи это люди: Горланга или Хельгры?
— Я не знаю.
— Ладно, куда ехать? Ну, не молчи, Виталик. Я ведь могу и больно сделать.
— На Левобережье, — решившись, прохрипел Славич, — там место есть, где в тридцатых годах врагов народа расстреливали пачками. Вот там и держат девку твою.
— Хорошее место вы выбрали, хранители славянских традиций, — Корсаков включил зажигание.
— Плевать мне на традиции! — презрительно скривив губы, сказал Славич. — Я давно уже ушел от этих славян замшелых. Слишком щепетильны оказались — чистоту предков блюдут, мать их!
— Да, судя по всему, ты нашел себе друзей по душе, если она у тебя еще осталась.
Ночь накрыла город. Машин убавилось, но Корсаков ехал, не нарушая правила, — не хватало еще, чтобы его остановили со связанным Славичем в салоне и мечом на заднем сиденье. По Тверской бродили любители ночных приключений, работали кафе, за столиками на улицах пили пиво, кофе. Возле стадиона «Динамо» клубилась толпа, группками стояли бойцы ОМОНа — видно, сегодня был футбольный матч, и фанаты никак не могли разойтись, переживая заново перипетии игры.
За Соколом Корсаков свернул на Ленинградское шоссе. Славич сопел, закрыв глаза, изредка пробуя пальцами удавку, обвивавшую горло.
— Может, отпустишь? — он скосил глаза на Игоря. — Ведь замочат меня. Они знаешь, какие…
— Знаю, — кивнул Корсаков, — но это твои проблемы. Впрочем, если будешь себя хорошо вести — отпущу, как подъедем. Там что, дом заброшенный, подвалы какие или что?
— Лес там, поляна, камни в круг лежат. Там раньше славяне свои праздники устраивали, пока не узнали, что по костям ходят. Я же говорю: сильно привередливые оказались.
— А ты, значит, не привередливый, — усмехнулся Корсаков.
— Нет, мне все равно. За кольцевой покажу, как с тылу подъехать. Через лес пойдем, а как к поляне выйдем, ты меня отпусти. Не то замочат, уроды.
— Единожды предав… — пробормотал Корсаков, останавливаясь перед светофором недалеко от метро «Речной вокзал».
Глава 16
За кольцевой автодорогой воздух стал прохладней. Славич уже несколько минут подсказывал Корсакову, куда ехать. Наконец свернули к темной громаде леса. Именно леса, поскольку парком назвать неухоженный участок, поросший елями, осинами, березами и орешником, было никак нельзя.
Корсаков остановил машину, выключил двигатель и прислушался. Вокруг царила тишина. Шум города не долетал сюда, да и от кольцевой они отъехали по грунтовке на порядочное расстояние. Лес, замерший было при вторжении чужеродного тела, вновь ожил: заскрипел ветвями под несильным ветром, зашуршал хвоей под лапами ночных хищников, заухал голосами ночных птиц.
Игорь вышел из машины, достал меч, затем отвязал Славича и за шиворот вытащил его из салона. Тот слабо корчился под рукой.
— Что, страшно? — спросил Корсаков.
— Страшно, — сознался Славич.
Зубы у него выстукивали дробь, и можно было бы подумать, что он замерз, если бы вокруг не стояла июльская душная ночь.
Корсаков заломил ему кисть левой руки и толкнул вперед:
— Веди.
Славич осмотрелся, подавшись вперед, пробормотал: «Кажись, сюда», — и медленно пошел вперед по едва различимой тропинке. Впрочем, Корсаков через несколько шагов убедился, что видит неплохо, несмотря на то, что ветви деревьев над головой скрыли даже звезды, а луна еще не взошла.
— Сколько у нас времени? — шепотом спросил он.
— Обряд начнется с восходом луны.
— Что за обряд?
— Не знаю. Я сам должен был участвовать впервые. Мы, когда откололись от язычников, организовали собственную группу. Мои сподвижники…
— Представляю, каковы сподвижники, если ты руководитель. Хватит трепаться, шагай!
Повеяло прохладой. Сквозь деревья Корсаков различил водную поверхность. Вдалеке, на другом берегу, высились городские многоэтажки, из-за них уже показался серебристый край луны.
