Спас капитан, руководивший группой «охотников на караваны», забредшей в расположение Женькиного батальона. Потеряв в рейде единственного радиста, он вышел на связь со своим командованием и хриплым матом в эфире добился включения Женьки в состав своей группы. Служить легче не стало, но теперь приходилось отбиваться только от «духов», днем и ночью, но это легче, чем от озверевших своих.
Соломон Исаевич, чувствуя вину, специально пришел на праздник по случаю возвращения Жени из ада. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — Женя изменился и уже никогда не станет прежним. Научившихся жить по ту сторону смерти эта жизнь отвергает. Попытка прижиться в мире не знавших войны, как правило, кончается тюремной камерой или палатой психушки. Администратор решил дать Жене возможность найти себя, не ломая стальной стержень, выкованный и закаленный войной. Женя, привыкший рисковать и умеющий держать язык за зубами, стал «офицером по особым поручениям», как сначала в шутку, а потом всерьез стал называть его Администратор.
— Евгений? — Соломон Исаевич согнал с лица сдержанно-радостное выражение, предназначенное для вечно толпившихся у служебного подъезда случайных людей.
— Ашкенази не один. — Евгений встал так, что проход оказался наполовину закрытым. В этом он был весь: предупреждение сделано, решение за старшим. Риск решения брал на себя Администратор, весь риск исполнения — Евгений.
— Вот как! И кто с ним?
— Серьезный человек. Это я вам говорю.
— В каком смысле?
— В моем, естественно. Их машину, улицу и вход мои люди взяли под контроль. Мы прослушиваем милицейскую волну. На набережной у ЦДХ большой кипеш. Разбиты две машины, одна слетела в реку. Думаю, это связано с Ашкенази.
Соломон Исаевич провел ладонью по волосам. Евгений знал, у Администратора этот жест означает крайнюю степень раздражения.
— Сделаем так, Евгений. Я пойду посмотрю, кого приволок этот шаромыжник. Если проведу их за собой, значит, все в порядке. Если нет… — Он притянул Евгения к себе. — Только прошу, не здесь. И очень-очень тихо.
Евгений кивнул, достал из-под пиджака маленькую рацию:
— Внимание! Работаем «дубль-два».
Ни в глазах, ни на лице Евгения не отразилось ничего, отметил Администратор. Ни сомнения, ни азарта, ни страха.
Когти Орла
По лестнице бодрой походкой сбежал седовласый мужчина, чем-то неуловимо напомнивший Максимову Кротова. Остановился на последней ступеньке, посмотрел поверх голов толпившихся у стойки вахтерши людей на Максимова и прижавшегося к нему Ашкенази.
— Соломон Исаевич, вот те господа… — начала вахтерша.
— Вижу, вижу, дорогая Маргарита Юрьевна. — Легкий поклон в ее сторону. Потом руки широко распахнулись, словно он готовился принять в объятия всех жаждущих контрамарок, набившихся в служебный подъезд. — Да что же вы стоите? Прошу! Жду давно жду. Маргарита Юрьевна… Товарищ, — он кивнул милиционеру, который при его появлении вытянулся и чуть ли не взял «на караул» своим укороченным автоматом. — Пропустите.
Все головы повернулись к Максимову и Ашкенази. Сам собой образовался узкий просвет, по которому им удалось протиснуться к лестнице.
— Саша, дорогой, надеюсь, все в порядке?
— В порядке, — кивнул Ашкенази, тяжело вздохнув и как-то искоса посмотрев на поддерживающего его под локоть Максимова.
— Очень рад, — седовласый протянул руку Максимову. — Что скажете хорошего? — сказал он, понизив голос.
— Он просил передать, что все остается на своих местах. — Максимов слегка сжал ухоженные пальцы Соломона Исаевича. Его средний палец при этом скользнул по мягкой ладони Администратора. Соломон Исаевич пристально посмотрел в глаза Максимову.
Руку можно жать по-пролетарски — до хруста, можно сунуть вялую ладонь, можно сжать и трясти, демонстрируя неудержимую радость, можно раболепно прикоснуться к вельможно протянутым пальцам. У посвященных разработаны сотни вариантов рукопожатий, позволяющих братьям сразу же узнать ранг и степень посвящения друг друга, а главное — кому из них дано приказывать, а кому — подчиняться. «Рукопожатия мастера» от этого человека с таким холодным взглядом, — в тысячу раз холоднее и безжизненней, чем у Евгения, — Соломон Исаевич явно не ожидал. Он повернул руку Максимова так, чтобы увидеть перстень на безымянном пальце.
— Простите, не знаю вашего имени… — Он тонко сыграл незаконченность фразы.
— Оно сейчас не играет роли, — сходу ответил Максимов.
Он не хуже Соломона Исаевича знал язык перстней. Носящий перстень-пароль на безымянном не должен называть своего имени. Он выступает безликим и безымянным вестником пославшего его лица.
— Прошу, прошу за мной, — повысил голос Соломон Исаевич, вновь превратившись в радушного хозяина.
Они повернули за угол.
— Сегодня у нас дают «Щелкунчика». — Соломон Исаевич повел кистью, словно перебирал звуки, разлившиеся в воздухе. — Прелестно, просто прелестно. Какая музыка! — Он неожиданно остановился. — А вы, молодой человек, к балету равнодушны или нет?
— Скорее первое. — Максимов, не закончив шага, сделал полуоборот влево и отступил к стене, семенивший за его спиной Ашкенази перекрыл путь вынырнувшему из ниши человеку в темном костюме.
— С таким владением телом вам надо работать на сцене. — Соломон Исаевич покачал головой. — Поверьте старому знатоку.
— Не берут, — усмехнулся Максимов, не спуская взгляда с человека, прижатого к стене толстым животом Ашкенази.
— Все в порядке, Евгений. — Соломон Исаевич потянул за рукав Ашкенази, освобождая пространство для маневра своему телохранителю. — Они идут со мной. Лишнее попрошу оставить здесь.
Максимов бросил взгляд по сторонам, отметил, что с выдержкой у Евгения все в порядке, глаз от Максимова не оторвал, — и достал из-под куртки пистолет. Евгений быстро сунул его в карман, скользящими движениями ощупал куртку на Максимове.
— Что там? — он слегка шлепнул Максимова по животу.
— То, что я должен передать. — Максимов посмотрел на Соломона Исаевича. — Не доверяю чемоданам.
— Евгений, у тебя еще есть вопросы? — в голос Соломона Исаевича послышались нотки нетерпения.
— У меня есть. — Максимов протянул Евгении связку ключей. — Бежевый «опель» на стоянке ЦУМа. Полчаса покрутиться по городу и отогнать в надежное место. Потом делайте с машиной, что хотите. Мне нужна новая.
Евгений чуть дрогнул губами, попытавшись растянуть их в улыбке. Со времен службы в армии с ним таким тоном никто не разговаривал. Так спокойно и ни секунды не сомневаясь, что его приказ будет выполнен любой ценой, говорил с подчиненными его капитан, потому что был на руку скор и беспощаден.
От стоящего напротив исходила та же холодная решимость, делающая человека страшным без крика и показной ярости. Такой противник самый опасный, он бросается в схватку без перехода и бьет, как машина, равнодушно и насмерть. Евгений краем глаза заметил характерный жест Администратора: сухая ладонь скользнула по седым волосам.
