— Неплохо для начала. — Максимов с трудом сглотнул вязкую горечь.
Посланник суеверно постучал по полу, но промолчал.
Когти Орла
Норду
В ответ на запрос СБП РФ Управлением кадров МО передана справка на Олафа. Конкретного адресата, инициировавшего запрос, установить не удалось.
Славутич
* * *
Норду
Для активной работы в агентстве «Слово и Дело» решил задействовать агента Бруно. Прямой контакт Бруно с Олафом в рамках операции не предусматривается.
Печора
* * *
Норду
По информации Пастуха, в частях и соединениях Московского военного округа усилена активность соответствующих служб ФСБ РФ. Ведутся зондажные беседы с рядом военнослужащих, ранее имевших контакты с оперативным составом Особых отделов, о возможном участии в боевых действиях в районе Кавказа на контрактной основе.
Грант
Глава вторая. Делайте ваши ставки, господа!
Неприкасаемые
Москва, август 1994 года
«Нынешняя власть — внебрачное дитя диссидентства и партхозактива областного уровня. Прими это как факт и не стони. Руки по старой привычке чешутся дать оппоненту в рожу, да жмет под мышками сшитый по западному лекалу костюмчик. Хотят держать власть в кулаке, но при этом не потерять „имидж“ демократов. Логики от них не дождешься. Наконец-то сообразили, что демократия от тирании отличается только одним — количеством кандидатов на престол. Прошлогодний октябрь кое-чему научил. Не клюнул бы жареный петух в соответствующее место, так бы и играли в демократию. Спохватились! Сначала „берите суверенитета, сколько можете“, а сейчас начинаем давить этот самый суверенитет. Согласен, давно пора закрутить гайки и перекрыть кое-кому кислород. Но в конце концов все упирается в силы и средства, как говорят военные. Дурной силы у нас, положим, в избытке. А средств — шиш!» — тяжело вздохнул Подседерцев.
От этих мыслей, все чаще лезших в голову, ему становилось не по себе. Пройдя путь от рядового опера да начальника отделения в старом, еще не переименованном и не подвергнутом публичной порке КГБ, Подседерцев уяснил главное — Система требует безоговорочного подчинения и преданности до конца. Что происходит с усомнившимися в непорочности Системы, а еще хуже — изменившими ей, он знал не понаслышке. Служба Безопасности Президента, в которой он служил с первого дня ее основания, необратимо превращалась в Систему. Новую, более беспощадную и всесильную, чем пресловутое КГБ, потому что была не абстрактным «мечом партии», а вполне конкретной и осязаемой дубиной в руках одного-единственного человека.
По долгу службы Подседерцев был причастен к моментальному закату карьеры двух крупных чиновников, дюжине бюрократических катастроф провинциального масштаба и нашумевшему аресту известного бизнесмена. Система, попробовавшая силу своих молодых клыков, вошла во вкус. Шеф Подседерцева, привыкший к тому, что преданность Хозяину искупает все грехи, закусил удила.
Очевидно, после октябрьской пальбы из танков что-то резко изменилось в умонастроениях руководства, если проснулась такая жажда крови. Система, частью которой привык считать себя Подседерцев, не на шутку стала готовиться к борьбе за выживание. Он знал, что самое безопасное, не критикуя и не сопротивляясь, следовать стратегическому курсу Системы, куда и какими бы ухабами он ни вел. Как шутили в застойные годы — «колебаться вместе с линией Партии». В рамках нового курса «борьбы за выживание» операция, которую так долго вынашивал Подседерцев, получила неожиданный крен в сторону «силового варианта». Из филигранной оперативной работы она вдруг превратилась в банальный грабеж, едва прикрытый «государственными интересами». Ему это не нравилось, хуже того, который день изнутри точило нездоровое предчувствие, чего раньше перед началом дела не наблюдалось.
Подседерцев опустил черное стекло, разделявшее салон «Волги», широкой ладонью шлепнул по плечу человека, сидевшего справа от водителя:
— Как там тебя, сбегай за водичкой.
— Какой? — Парень был хоть и молод, но вышколен, не обернулся, чтобы ненароком не заглянуть в призрачную темень заднего отсека.
— Любой, но в банке. Только не «Фанту», упаси бог! В ней гвозди растворять можно.
— Понял, — кивнул парень и вынырнул наружу. Сквозь открытую дверь в салон успел ворваться свежий ветер, занеся с собой мелкие капельки дождя.
— Попьешь, потом ищи тебе туалет, да? — подколол его Гаврилов.
— Не хрен подкалывать, Никита! — Подседерцев тяжело откинулся на спинку сиденья. — На душе муторно.
— После вчерашнего?
— Уймись, говорю! Где твой казачок засланный? Жить он у них там решил, что ли?
Прошел почти час, как в особняк, занимаемый МИКБ
[2]
, вошел человек Гаврилова. Он должен был открыть счет для своей фирмы, переведя на него крупную сумму, чем неминуемо должен был заинтересовать руководство банка, переживавшего нелегкие времена. Это был лишь незначительный эпизод в многоходовой комбинации, но, заглотив наживку, банк был обречен. Подумав об этом, Подседерцев суеверно сжал кулак.
— Скоро появится. — Гаврилов нажал кнопку, и опять между водителем и ними встало черное полупрозрачное стекло.
— Видал, как Лужков развернулся?! — Подседерцев ткнул пальцем в боковое стекло. Машина была припаркована на углу Кропоткинской. Сразу в нескольких углах остова будущего Храма вспыхивали яркие гирлянды электросварки. С бульвара то и дело на стройку въезжала череда грузовиков, поток разношерстных легковушек послушно замирал, пропуская оранжевые тяжеловозы. — Ударная стройка первой капиталистической пятилетки!
— Кого на царствие венчать собрались? Неспроста же так гонят, будто Дворец съездов к очередному историческому заседалищу.
— Историю знать надо, чудило. То, что ты имел в виду, делалось в Успенском.
— Ага, а на Красной площади Петька головы рубил, а при Усатом там демонстрации трудящихся гарцевали. Иные времена, иное использование памятников культуры. Тем более, в Успенский бояре по ранжиру входили и было их — по пальцам перечесть, а нынешних только в таком огромном и разместишь, и то еле влезут, если халявщики прорвутся.
— Никита, слухи все это. Уж кто-кто, а я бы первым знал, — отмахнулся Подседерцев.
— Само собой, Служба Охраны Президента! — Гаврилов изобразил на лице немое восхищение.
— Нет у меня настроения… — Подседерцев не успел закончить, в рации пискнуло, потом чей-то голос резко бросил: «Объект вышел. Третий, принимай!»
— Завертелось! — потер ладони Гаврилов.
— Можем ехать?
