Хиршбург оглянулся на флигель, потом посмотрел на дом Винера. Он, Хиршбург, находился как раз посредине, как живое воплощение связи времен. Ветеран, ни разу не изменивший присяге Черному Ордену СС, молодой руководитель, чья воля и знания служили лучшей гарантией наследию рейха, и высоколобые шаманы, переводящие магические формулы власти «Черного солнца» на язык ЭВМ. Рейх не исчез, он стал невидимым. И его война не проиграна, она стала — тотальной.
Для Винера не существовало сиесты. Вся Испания пользовалась вековой привычкой нежиться в прохладной тени и предаваться оправданному климатом безделью, а он работал, как работал всегда и везде, не обращая внимания на разницу в климатических зонах и часовых поясах. В корпорации «Магнус» даже ввели единое время, отсчитывая его по Берлину, все без исключения региональные представительства жили, сверяясь со стрелками часов в главной штаб-квартире. Ночь у тебя за окном или занимается рассвет, льют муссонные дожди или валит снег, для «Магнуса» все едино. Если селекторные совещания и интернет-конференции назначались на девять утра по единому времени, то считалось, что у всех на дворе берлинское утро.
Установив это правило, Винер невольно — и не раз — вспоминал Сталина. Каждый раз, когда осмелевшие шакалы кусали мертвого льва, злословили по поводу привычки Сталина работать по ночам, что аукнулось многим руководителям благоприобретенной бессонницей. Говорили, что, якобы, вместе с кремлевским монстром не спала вся страна. Так она и без его злой воли не спала! Чтобы понять это достаточно взглянуть на карту России. Девять часовых поясов против трех в Европе. Когда в Москве чиновники рассаживаются в кресла, половина страны уже засыпает после трудового дня. И Сталин, ударными темпами создававший промышленность за Уральским хребтом, этой природной Китайский стеной на случай войны, просто вынужден был соотносить свой рабочий график с естественной разницей во времени.
Надо признать, считал Винер, что он был одним из немногих красных правителей России, проникшихся метафизикой ее пространств и времени. И единственный, чей разум и воля выдержали прикосновение к этой вселенности России. Очевидно, Бог, наконец-то, смилостивился над страной, послав ей в годину испытаний достойного ее правителя. Сколько ни плюй на его могилу, но невозможно отрицать, что монарших качеств в этом горце с невразумительной родословной оказалось больше, чем в выродившемся роду помазанников. И крут был на расправы, потому что изощренным византийским умом понял: пряники в России нужны только для праздников, а кнут — каждый день. А то, что в любое время дня и ночи лично звонил директорам и генеральным конструкторам, так без личной сопричастности не движется ни одно дело.
К бассейну подошел Хиршбург, с молчаливого разрешения Винера опустился в кресло, спрятавшись от солнца в тени навеса. Судя по испарине, заливавшей его лицо, личное участие в операции давалась старику с большим трудом, отметил про себя Винер.
— Почему бы вам не искупаться, — предложил он. В голубой воде бассейна скользила темная тень. Тело женщины, расцвеченное полосами бликующего света, плавно и гибко изгибаясь, поднялось к самой поверхности и, взбив сноп ослепительных брызг, вновь ушло в глубину.
— Прекрасно плавает, — пробормотал Хиршбург, смущенно отводя глаза. Купальщица показалась ему совершенно голой.
— Как все рожденные под знаком Рыб. Во всяком случае, вытащить ее из воды невозможно.
У дальнего бортика женщина сделала переворот, оттолкнулась ногами и, едва схватив новую порцию воздуха, вновь ушла под воду.
Винер опустил на колени толстую папку, заложив страницу шариковой ручкой.
— Как дела в «личном штабе»? — спросил Винер.
— Если их послушать, то весь мир сошел с ума, — проворчал Хиршбург, платочком промокая пот на лысине. — Из-за дефолта, что объявили русские, рынок до сих пор лихорадит.
— Все утрясется. — Винер явно не разделял паники, охватившей половину финансового мира. — Ничего страшного не произошло. Вместо нормальной финансовой системы русские создали некое подобие самогонного аппарата, назвав его рынком государственных казначейских обязательств. И как всяких кустарных самогонщиков их сгубила жадность. Перегрели котел, вот все и взорвалось, обдав дерьмом полмира. Но это не катастрофа. Ну, подумаешь, лопнула труба, по которой из страны качали капитал. Через месяц-другой залатают или проложат новую. Вот если бы лопнула нефтяная труба или на объектах «Газпрома» прошла серия аварий — тут бы весь мир взвыл.
— По идее, я должен радоваться. Но, если честно, в голове не укладывается, что творят русские со своей страной. — Хиршбург недоуменно пожал плечами. — Я краем уха слышал, что за десять лет экономике нанесен урон, сопоставимый с потерями во Второй мировой. И они стерпели!
— Во-первых, мнения русских никто не спрашивает. Во-вторых, нам потребовалось двадцать лет, чтобы организовать этот распад империи. В-третьих, сформированы влиятельные группы, которым распад собственной державы чрезвычайно выгоден. По сути, у русских их же элита украла государство. Не собственность, а государство! Основная масса населения безболезненно перенесла келейный передел собственности, потому что никогда ничем не владела. Но перенести потерю государства русские не смогут. Это противоестественно для национального менталитета. Русский привычен к нищете, но желает жить в великом государстве. Он на последние копейки готов содержать самую мощную в мире армию, только бы не кормить чужую. Поэтому с оккупацией, как вы знаете, они никогда не смирятся. Думаю, русские еще преподнесут нам сюрприз. Не получилось бы опять, что сеяли мы, а урожай достанется им.
— Но если разграбление страны будет идти такими темпами, то скоро они скатятся в средневековье. Все идет к тому, что Россия превратится в новую Африку. За взятки местным князькам там можно будет размещать самые вредные производства, эшелонами вывозить сырье, а обратными рейсами ввозить гуманитарную помощь голодающим аборигенам.
— Не все так просто, Вальтер. Я не имел в виду коррупционеров. Где гарантии, что умные головы из реально мыслящих патриотов решили не бороться с грабежом, а используют его для накопления сил и средств? Россия стремительно движется к критической точке, после которой страна просто перестанет существовать. И эти люди, если они существуют, непременно проявятся именно сейчас. — Винер похлопал по папке. — Уже который месяц мы сканируем все финансовые потоки. И знаете, Вальтер, я с замиранием сердца читаю сводки. Потому что боюсь обнаружить счет Макса Хайлигера
[19]
или что-то в этом роде. Иными словами, я ищу след русского Ордена. И после Кенигсберга, надеюсь, вы не сомневаетесь в его реальности.
Хиршбург нервно забарабанил пальцами по подлокотнику. Винер умело перевел разговор из политэкономических высей в суровую реальность спецоперации. Настала очередь доклада, и Хиршбург медлил, подбирая нужные слова. Легко проорать «пришел, увидел, победил». А неудача требует многословия, тщательно расставленных акцентов и выверенной интонации.
