— Хорошо. Ты уж извини, Наташ, что мы тебя сейчас напрягаем, но… — принялся оправдываться Кабалин. — Сама понимаешь — с налоговой инспекцией лучше не ссориться…
— Перестань, Сергей! — оборвала его Наташа. — Все правильно — дело есть дело. Ну, все, до встречи!
Несколько часов Наташа, Гуральник и Кабалин отбивали атаки налоговиков, но в конце концов вынуждены были признать свое полное поражение.
Бухгалтерия в «Цне» оказалась в катастрофическом состоянии. Нарушение на нарушении, к тому же — подчистки, исправления… А самое страшное — многих совершенно необходимых документов не было вовсе! По всей финансовой отчетности словно Мамай прошел! В какой-то момент у Наташи даже мелькнуло подозрение, что этот полный бардак — результат чьих-то злонамеренных действий. Обычная некомпетентность или разгильдяйство вряд ли могли привести к настолько выдающимся результатам.
Хоть сколь-нибудь внятно и правдоподобно объяснить инспекторам такую гибельную ситуацию с отчетностью не удалось. Не помогли ни уговоры, ни пылкие обещания сегодня-завтра все исправить, ни даже неуклюжая попытка Сергея «договориться по-человечески». Налоговики были неумолимы, как каменные истуканы с острова Пасхи.
Дело кончилось плохо, даже очень плохо. Часть документации инспектора изъяли, офис опечатали, а хуже всего — наложили арест на банковские счета «Цны». А это означало, что все работы по подготовке спеццеха на заводе уже через день-другой встанут.
Наташа была не просто огорчена, она была буквально оглушена этим обстоятельством. Все складывалось хуже некуда. Сначала гибель Левчика, потом уголовное дело — одно, второе… Завис патент, а теперь еще и это! Все один к одному! Словно какой-то вселенский заговор против нее!
Домой ее вез Гуральник. Всю дорогу он ругался — на налоговиков, на неизвестных ему бухгалтеров «Цны», на себя — за то, что прошляпил это дело и за целый месяц работы на новом месте не додумался поинтересоваться отчетностью в центральном офисе.
Наташа ему рассеянно поддакивала, а сама постоянно возвращалась к мысли о заговоре. И чем больше она об этом думала, тем очевидней для нее становилось: заговор — не заговор, но без чьей-то злой руки тут не обошлось.
Откуда, например, жена Митрохина смогла узнать о том, что Наташа подала заявку на изобретение? Мало того, ей, видимо, стало известно даже ее содержание, иначе как она смогла бы обвинить Наташу в присвоении трудов своего мужа? А почему вдруг пропали сразу все люди с Разгуляя? И пропали, причем, без следа — в офисе не осталось ни адресов, ни даже имен бывших сотрудников! И почему все несчастья свалились на нее подряд, одно за другим — словно кто-то планомерно и безжалостно давил на нее? Если так — то с какой целью? Чего они добиваются? Уничтожить, втоптать ее в грязь или напугать, сделать сговорчивой?…
И еще один вопрос не давал Наташе покоя. Если все это не бред ее «сотрясенных» мозгов и если давление на нее действительно кем-то организовано, то, черт возьми, — кем?! Кто смог собрать о ней столько информации, все так тщательно продумать и подстроить? Кто этот человек? И человек ли это? А не может ли быть такого, что все ее беды — это месть отправленной в отставку «рыбки»?! Да — отключенной, да — обесточенной, но разве Наташе известен предел ее возможностей? Да и есть ли у них предел?!..
Леня Гуральник довез ее до самого дома и, пообещав сегодня же что-нибудь придумать с арестованными счетами, уехал обратно на завод. Наташа, погруженная в свои мысли, медленно двинулась к подъезду и, уже потянув на себя дверную ручку, вдруг услышала сзади громкое и решительное:
— Минутку, Наталья Александровна!
Наташа обернулась. К ней от черной прокурорской «Волги» торопливо шел следователь Семибратов.
— Минутку, Наталья Александровна, — приблизившись, повторил он спокойнее. — Здравствуйте.
— Здравствуйте, Григорий Васильевич, в чем дело? — У Наташи тревожно защемило сердце — неужели ее неприятностям не будет конца!
— Мне необходимо поговорить с вами, Наталья Александровна. Не могли бы вы прямо сейчас проехать со мной ненадолго? Поверьте, этот разговор прежде всего в ваших интересах! — Семибратов пристально смотрел в ее глаза и говорил проникновенно и очень убедительно.
Ехать не хотелось никуда, а уж тем более — в прокуратуру. Но тон следователя почему-то сразу заставил поверить в то, что предстоящая беседа и в самом деле крайне важна. Наташа очень устала, была раздражена, расстроена, но, подумав, ответила:
— Хорошо, едемте.
44
Уже через десять минут Наташа поняла — они едут не в прокуратуру.
— Куда вы меня везете, Григорий Васильевич? — спросила она следователя.
— Потерпите, Наталья Александровна, — ответил он, не отрываясь от дороги (Семибратов был без шофера и вел машину сам), — скоро мы будем на месте и там вы все узнаете.
Доехали действительно быстро. «Волга», попетляв по переулкам Малой Бронной, остановилась у неприметного трехэтажного особнячка. Наташа вопросительно взглянула на Семибратова. Тот кивнул — приехали.
— Прошу вас, Наталья Александровна, — распахнул он дверь машины. — Не беспокойтесь, пожалуйста, сейчас вы все поймете.
Вслед за Семибратовым Наташа поднялась по лестнице на второй этаж и зашла в просторную приемную.
— Подождите минутку, я сейчас, — следователь скрылся за дверью кабинета.
Наташа не успела толком осмотреться, как Семибратов вернулся и, распахнув дверь, пригласил:
— Проходите, пожалуйста, вас ждут!
Отчего-то возникла уверенность — именно сейчас все должно объясниться. Наташу росило в жар, она нервно вздохнула и перешагнула порог кабинета. Дверь за ее спиной закрылась — Семибратов остался в приемной.
За обширным письменным столом сидели двое мужчин. Одного из них Наташа узнала сразу — это был Сергей Петрович Ханевский, знаменитый Хан. Второй, совершенно лысый коренастый мужчина, был ей незнаком. Лысый — а хозяином кабинета был, видимо, он — встал из-за стола и, радушно улыбаясь, двинулся ей навстречу.
— Здравствуйте, дорогая Наталья Александровна, здравствуйте, голубушка! — он широко раскинул руки, словно собирался заключить свою гостью в крепкие дружеские объятия. — Давно, знаете ли, мечтал с вами познакомиться! Прошу вас, проходите, присаживайтесь, будьте как дома! С Сергеем Петровичем вы уже знакомы, а я — Борис Борисович, ваш, так сказать, покорный слуга… Позвольте вашу шубку… — лысый, не переставая приговаривать любезности, помог Наташе раздеться.
В сопровождении словоохотливого Бориса Борисовича она прошла к столу и села напротив Хана — тот лишь коротко и хмуро кивнул ей.
— Позвольте узнать — для чего меня сюда привезли? — довольно резко спросила Наташа.
— А вы действительно весьма решительная барышня, Наталья Александровна! Эк вы: сразу — быка за рога! — хохотнул Борис Борисович, усаживаясь рядом с Ханом. — Знаете, Сергей Петрович мне тут рассказывал, как вы лихо выторговали у него заводик, так я, признаться, не поверил! А сейчас вот вижу — могла! Такая — могла!! Да, прав был классик: «есть женщины в русских селеньях!..»
