Все хорошо было в этом леске… Все хорошо, вот только он нисколько не спасал от дождя, который легко проникал сквозь жиденькую хвою. А в результате я не смогла найти ни одного сухого местечка. И куртка, которую мне подарила Лейла, на плечах уже промокла насквозь.
Вода пропитала мне волосы. Вода смачно чавкала в кроссовках при каждом шаге. Вода попадала за воротник. Я ощущала, как холодные капельки сбегают вниз вдоль позвоночника. Я начинала замерзать. Если дождь не закончится и мне не удастся развести костер и немного подсохнуть, за ночь я умру от гипотермии.
А в небе не было ни одного намека хоть на малейший просвет. И дождь превратился в настоящий ливень.
Я выбрала сосенку, которая показалась мне погуще других, и пристроилась под ней на корточках, прижавшись мокрой спиной к стволу. Посмотрела на часы — пятнадцать минут седьмого. Предстояло торчать здесь еще, как минимум, три часа, пока не начнет смеркаться, и можно будет отправляться на поиски убежища от дождя. Ведь должен же быть в округе какой-нибудь сарай или амбар. Проклятие, как медленно тянется время!
Под сосенкой я высидела чуть меньше часа до тех пор, пока не замерзла настолько, что меня начал бить колотун. Надо было делать хоть что-нибудь. Только не сидеть без движения.
Попытаться разжечь костер? Бред! В подобных условиях это не выйдет даже у многоопытного туриста.
Но главное — не сидеть без движения! Я выбралась из-под сосны и отправилась на поиски дров. Наткнулась на одинокую березку, безрезультатно поколупала ногтями скользкую бересту, сокрушаясь о десантном ноже, который отобрали у Джамала менты. Потом обнаружила большой муравейник. Там в глубине должна была быть сухая хвоя. Достаточно навалить сверху хворосту, поднести зажигалку и… Нет! Если бы даже я была на последнем издыхании от холода, и то не решилась бы на такое великое варварство. Поджигать муравейник?!! Да мне еще в детстве прочно вбили в голову мысль, что этого делать нельзя, так же как нельзя стрелять из рогаток в кошек и птичек или привязывать к собачьим хвостам пустые консервные банки.
Я благородно оставила соблазнительный муравейник в покое и, оглушительно хлюпая кроссовками, в которых воды сейчас было больше, нежели кожи, отправилась дальше. И тыркалась по мокрому лесу из угла в угол, как слепая, пока меня не вынесло на опушку. Метрах в пятидесяти от меня текла неширокая речка. Вдоль ее противоположного берега тянулись заливные луга, за ними — стена густого елового леса, неприветливого и мрачного, как в сказках про мальчиков-с-пальчиков. В таких лесах водятся тролли и лешие. По таким лесам обреченно плутают Иваны-царевичи и Красные Шапочки. Но именно о таком лесе я сейчас и мечтала. Там под раскидистой елкой я смогу спрятаться от проклятого ливня. Вот только придется переплывать реку. Или искать брод.
Брод отыскать не удалось. Я прошла вдоль реки около трехсот метров до излучины и оттуда смогла обозреть русло еще километра на полтора вверх по течению. Никаких островков. Никаких быстрин или перекатов. Черная вода лениво катилась навстречу мне, лишь иногда закручиваясь в жалкие подобия водоворотов. Вдоль берегов малахитовым кантом протянулись заросли кувшинок и невысокого тростника. А бродом даже не пахло.
И я пришла к выводу, что проще проплыть прямо в одежде — один черт, мокрее от этого она не станет — какие-то жалкие тридцать метров, чем болтаться по берегу, рискуя напороться на чей-нибудь любопытный взгляд. Осторожно спустилась вниз по скользкому глинистому откосу крутого берега и выбрала место, где были пожиже заросли тростника и кувшинок. Присела на корточки и потрогала пальцами воду. Меня передернуло! Бр-р… Я ж не моржиха. И у меня больные придатки. К тому же замерзла, словно сосулька. А купание в этой проруби вряд ли поможет согреться. Может, отменить авантюру с переправой на другой берег вплавь? Все же попробовать отыскать брод? Или смириться и возвращаться назад?
Не-е-ет! Я давно разучилась смирению и, если была такая возможность, предпочитала переть напролом. Неужели испугаюсь какой-то вонючей лужи с черной водой и спокойным течением? Не-е-ет!
Я вытащила из кобуры ПМ и взяла его в левую руку. Присоединила к пистолету пачку сигарет, а зажигалку сунула в рот, не к месту вспомнив при этом майора Самохина. Потом долго не могла решить, брать ли с собой Лейлину куртку. Ведь когда она наберет в себя воду, то станет тяжелой, как мельничный жернов, и может легко утянуть меня на дно. Но без куртки торчать в лесу целую ночь — тоже не сахар. Из двух зол, хочешь, не хочешь, надо выбирать меньшее. Интересно, которое из них меньше?.. В конце концов я решила, что стоит рискнуть — плыть в куртке. И понимая, что чем дольше буду стоять и собираться с духом, тем страшнее мне будет, села на берегу у самой воды и, словно с горки, на заднице скатилась по глине в обжигающий холодом омут. Вода сразу дошла до живота. А у меня перехватило дыхание. Всю нижнюю половину тела зажало в каких-то огромных адских тисках… Ма-а-амочка… Задрав вверх левую руку с большой и сигаретами, а другой раздвигая склизкие листья кувшинок, я сделала шаг вперед. Погрузилась по грудь. Еще один робкий шажок. Вода добралась до горла… О ма-а-амочка родная! И чего ж ты родила такую несуразную дурищу?.. Я глубоко вздохнула и, оторвав от илистого дна ноги, поплыла к противоположному берегу. Размашисто загребая свободной рукой. Вспоминая истории о том, как от холодной воды сводило мышцы и не у таких лихих купальщиков, как я. Они благополучно тонули. А чем я лучше их? Тем, что за всю жизнь успела освоить единственный стиль — по-собачьи? И еще чуть-чуть — на спине? Или тем, что я еще молодая и не хочу умирать? Вот как сейчас сведет ногу…
Но ничего у меня не свело. И, более того, когда я наконец достигла противоположного берега, вода казалась уже не такой обжигающе холодной. Куртка совсем не тяжелой, а дно не очень-то илистым. И берег вовсе не скользким. Я выкинула на него ПМ и сигареты, выплюнула зажигалку и даже не поленилась пройти несколько метров через заросли тростника, выбирая место, где смогу выбраться из воды, не перемазавшись по уши в глине.
Выбралась. Быстренько собрала с травы свои спасенные от воды пожитки и, истекая водой, начала тяжело подниматься по глинистому откосу. Одежду выжму потом, в лесу. Под какой-нибудь елкой, где уютно и сухо. Где можно отыскать сухие дрова. И распалить костер… О-о-о, желанный костер! Как же я хочу тебя, милый! Как же мне сейчас холодно.
Впрочем, на то, чтобы дрожать, не было времени. Взобравшись на откос, я чисто автоматически заставила себя оглядеться — не напорюсь ли сдуру на какого-нибудь местного жителя? — и, никого не заметив, сломя голову устремилась к густому темному лесу, стеной застывшему метрах в двухстах от меня. К спасительному лесу!
Добежав до него, я не стала удаляться вглубь и приткнулась к первой же вековой ели с непроницаемой для воды кроной и совершенно сухой хвоей возле ствола. И с ходу начала избавляться от мокрой одежды. Первым делом скинула с плеч тяжеленную, пропитавшуюся, словно бисквит сиропом, водой Лейлину куртку. Потом со скрипом стянула кроссовки. Следом за ними — когда-то белые носки с двумя обширными дырками на пятках. Немного помучилась со шнурком на штанах… В общем, не прошло и минуты, как я стояла под раскидистой елкой, будто раненая амазонка — совсем голая, совершенно синяя — и яростно выжимала свое немногочисленное тряпье. Стуча зубами от холода и с глубокой тоской вспоминая о том, как выглядит чашка горячего чаю.
