Эта сволочь хлестала меня, наверное, целую вечность. Хлестала и назидательно приговаривала с каждым ударом:
— Шо ж ты… гадина… мыльцианеров… поискалечила?.. Шо ж ты… сучка такая… супротив власти… поперла?.. Власть… уважать ее… надыть… любить ее… понимаешь?.. Она… народом… нам дадена… А ты шо же… дрянь… понаделала?… Шо же ты, мразь… натворила-а-а…
Ремень у плетки оказался, на счастье, мягким и легким. Он больно обжигал кожу, но не рассекал ее, да и карлик лупил меня без особого усердия. Злости в его поведении было сейчас не заметно. Своего я все же отчасти добилась — сумела не вывести из себя маньяка. Оставалось в дальнейшем выдерживать ту же линию поведения.
— Хозяин!.. Не надо!.. Пожалуйста!.. — тихо стонала я, и этим, похоже, доставляла придурку огромное удовольствие. — Хозяин!.. Пожалуйста!.. Я больше не буду!..
О Господи! Что за дурдом!
— Не буду-у-у… Пажаласты-ы-ы…
Наконец карлик выдохся. Отбросил в сторону плетку, улегся на меня сверху, потный и мерзкий, и, сменив гнев на милость, засюсюкал:
— Все-о-о… Больше не буду… Не буду сегодня наказывать тебя, девочка… Все-о-о… Не плачь. Не плачь, милая… — Эта мразь уткнулась мне в грудь своим личиком, больно цапнула зубами меня за сосок и удовлетворенно вздохнула.
И как же мне было противно!
К счастью, все свои сексуальные силы уродец израсходовал еще раньше на «тридцать шестую». Возможно, потому и лупил меня без особого энтузиазма. Потому и не изнасиловал. Повалявшись на мне и отдышавшись, он слез с кровати, еще раз жадно хлебнул из бутылки и накинул на плечи халат.
— Все, Матильда. На сегодня довольно. Ты осознала?
— Да, осознала, — покорно ответила я. — Дай мне воды.
Карлик засуетился, схватился за бутылку со своей отравой, пискнул:
— Нет, это ты пить не будешь. — И побежал отпирать клетку.
Выволок оттуда «тридцать шестую», выглянул за дверь в подпол, повозился там с выключателем, и в комнате снова вспыхнул яркий свет дневных ламп. Девочка, со страхом косясь на меня, быстренько задула свечи, выключила из сета давно уже молчавший магнитофон, подобрала с пола разбросанные там садистские причиндалы и остатки моих вещей и засунула все это в шкаф. «Хозяин» стоял возле открытой дзери и внимательно наблюдал за тем, насколько быстро справляется со своими обязанностями его пленница. Тщательно выискивая, что бы такое можно было ей предъявить, когда придет день очередного суда.
Я уже было решила, что карлик забыл о том, что я просила воды, когда он торжественно объявил;
— Через сорок минут будет ужин. Тады попьешь чаю. А пока лежи и еще раз обдумай свое поведение. — Он посторонился, позволил «тридцать шестой» прошмыгнуть мимо него из комнаты и вышел в подпол.
Дверь громко хлопнула, и свет снова погас. Похоже, что эта дрянь экономила электричество. Или просто не хотела предоставлять мне лишних шансов на то, чтобы освободиться.
Оставшись одна, я первым делом ощупала кандалы на руках и пришла к выводу, что отделаться от оков без подручного инструмента не выйдет. Я, к сожалению, не полковник Мазур. А все происходит совсем не в бушковской сказке про суперменов-аквалангистов, умеющих вылезать из наручников, а в гостях у сумасшедшего карлика с сексуальными отклонениями. Сижу я голая на кровати — на «ложе», — прикованная к нему цепями, как Андромеда к скале, и не рассчитываю дождаться своего Персея.
[5]
Вся надежда лишь на себя, и я почти уверена в том, что в конце концов справлюсь. Но сволочные кандалы не снять без ключа — самого элементарного ключа, имеющего в сечении форму квадрата со стороной примерно в пять миллиметров, совсем как дверная ручка. Мне даже подошел бы нож с узким лезвием. Я даже, может быть, справилась бы и карандашом. Вот только, где его взять? Вся надежда на «тридцать шестую». А с ней еще надо установить контакт. И не похоже на то, что она на него охотно пойдет. Впрочем, время покажет. У нас впереди еще целая ночь… Эх, только бы избавиться от кандалов, а дальше карлику не поможет никакой пистолет.
Я умудрилась выковырять из-под себя покрывало и под ним обнаружила нечто, очень похожее на обычное постельное белье. Покрывало я кое-как накинула на себя, потом подоткнула повыше подушку и устроилась поудобнее. Мне стало тепло и уютно. Я даже обнаружила, что у меня совсем не такое уж подавленное настроение, как этого можно было бы ожидать. В своем нынешнем положении я не видела ничего ужасающего. Необычного и экстремального — хоть отбавляй. Но такого, от чего можно стать инвалидкой или отправиться к праотцам, — ничего. Если, конечно, осторожно себя вести. Не злить идиота-«хозяина». И не допускать глупых ошибок. И не спешить с освобождением. А если уж бить, то бить наверняка!
Ударю… Будь спок, Карлуша! Ударю так, что через три дня тебя закопают на местном кладбище. Если найдут, что закапывать. А я пойду дальше вершить правосудие. В Пялицы. А потом в Петербург. Самохиным уготованы непростые деньки!..
М-да… Такой кровожадной я раньше никогда не была, Но ведь на цепи даже добродушнейший сенбернар начинает кидаться на всех окружающих. А я именно на цепи, притом как в переносном смысле этого слова, так и в прямом. Посижу еще денек и стану пострашнее того кавказца, которого видела утром.
Я улыбнулась, представив себя этаким Шариковым. И переключилась на более приятные мысли, нежели думки о том, какой озверевшей выйду из этого плена. Наверное, уже в тысячный раз за последний месяц начала высчитывать дату, когда должна стать мамой. И попробовала определить возможность того, что окажусь на родильном столе в новогоднюю ночь. Вот будет супер, если мой ребеночек станет первым в 2000 году в Петербурге. Интересно, и сколько шансов на это? Ну… маловато, если по-честному. Хотя, почему бы и нет?
Я заснула, дойдя в своих подсчетах до ноября. И мне приснилось что-то хорошее и доброе. Я унеслась из этого мрачного подземелья, заполненного кошмарной атрибутикой маньяка-садиста, в сказочную страну-утопию, в которой не жило ни единого карлика и были запрещены плетки и проклепанные кожаные ремни. Я, наверное, даже улыбалась во сне в тот момент, когда вернулись «хозяин» и «тридцать шестая».
Она бережно прижимала к груди эмалированную миску с вареной картошкой. И двухлитровый термос с долгожданным горячим чаем… Жизнь в плену у меня оказалась не такой уж плохой.
* * *
Естественно, на ночь никто и не подумал освобождать меня от кандалов.
— А если я захочу в туалет, так что, мочить кровать?
Карлика аж передернуло, когда я нарисовала ему подобную перспективу.
— Ты что, Матильда! С ума сошла? Только нассы на кровать, я ж тебя сразу убью. — Он ненадолго задумался и наконец, кажется, нашел выход. — Вот что! Знаешь, как больные это… делают то… те, что не ходють? А?
