– Смысла нет. Слово «бабки» в данном контексте следует
перевести как рубли или доллары, – пояснила я.
Француз выпучил глаза.
– Он предлагал выпить за шлюх?
– Нет, – сдерживая смех, ответила я, – за деньги.
– Старухи, которые продаются? – не врубался переводчик. –
Тот русский геронтофил! О, ля-ля! Однако он смелый человек, не всякий прилюдно
признается в своих секс-пристрастиях!
– Да нет! Он вел речь о валюте! – я упорно пыталась внедрить
в мозг дурака правильную информацию. – Об ассигнациях! Средство расплаты!
– А при чем тут бабушки? – изумился переводчик.
Я махнула рукой и ушла. Бабушки здесь ни при чем, но если
берешься за ремесло переводчика, то надо хоть изредка покупать книги и газеты
на том языке, с которым работаешь.
Кстати, иногда меня поражают и пассажи в книгах. Читала
намедни детектив, переведенный с французского, и пришла в глубочайшее
изумление. Один из главных героев – военный, педант до мозга костей. Автор на
двадцати страницах описывает, как этот генерал гладит брюки перед торжественным
вечером, где ему должны вручать награду. Далее следует рассказ о церемонии,
цитирую почти дословно: «Он шел по скрипучим половицам сцены, ощущая
невероятную гордость. Да, настал звездный час его карьеры, пик успеха!
Начищенные ботинки сверкали, как зеркало, складка на брюках походила на
бритвенное лезвие. Вот приближается министр, сейчас он приколет орден к кителю
генерала, который уже украшают пятна компота и куски сухофруктов». Прочтя
последнюю фразу, я сначала не поняла, о чем речь. Минуточку, каким образом
френч чистюли оказался в пятнах? Вояка промочил горло в буфете и облился
компотом, забыв привести себя в порядок? Ну ладно пятна, их, увы, никуда не
деть! Однако ломтики сухофруктов! Почему он их не стряхнул? Но уже через
секунду недоумение прошло и я начала смеяться. «Компотом» французы именуют
разноцветные планки, украшающие мундиры. Чтобы не звенеть орденами и медалями, когда
их много, бравые военные прикручивают или пришивают такие полоски. Вот их-то и
называют «сухофруктами». А глупый переводчик так и написал – компот.
Ну да я отвлеклась. Одним из положительных моментов работы с
иностранцами была отличная зарплата, вторым – возможность купить у них вещи.
Те, кто приезжал в Россию не первый раз, хорошо знали, что надо иметь при себе
блок жвачки, джинсы, мужские рубашки, женское белье, косметику, пластинки с
записями поп-музыки… Мы хватали все без разбора, радовались сигаретам, жвачке,
дезодорантам. Очень хорошо помню, как одна француженка перед отъездом сунула
мне пачку прокладок и сказала:
– Это тебе за хорошую работу.
Думаете, я возмутилась и швырнула ей в лицо упаковку? Ан
нет, пришла в полный восторг, советским бабам это было в диковинку. Я берегла
прокладки, пользовалась ими лишь в особых случаях и чуть не заплакала, когда
коробочка опустела.
В начале девяностых годов прошлого века с товарами и
продуктами стало еще хуже, чем при коммунистах, с прилавков исчезло все.
Представьте мой буйный восторг, когда один вертлявый гасконец привез розовые
лаковые туфельки с ремешками и кружевными цветочками? Я принесла туфли домой,
Маша всунула в них ножки и захныкала:
– Пальцы упираются, больно.
– Ерунда, – заявил Аркадий, – можно их подогнуть и форсить в
обновке.
Машка покраснела, засопела и отчаянно заревела:
– Неудобно!
– Очень уж ты нежная, – констатировал добрый братец, – если
б мне новые ботинки перепали, я не стал бы кривляться! Мать, может, ей пальцы
того, чик-брик?
Маруська кинулась лупить Аркадия, а я положила лодочки в
коробку и отвезла их Медведевым. У Насти размер ноги был меньше, чем у Маши, ей
туфельки подошли идеально.
Глава 5
– Ну, вспомнили? – улыбалась Настя. – Такая шикарная обувь!
Жаль, что кто-то из детей в садике одну розочку отодрал, я так рыдала,
обнаружив ее отсутствие.
– Ты Настя? – робко спросила я.
– А вы сомневаетесь? – усмехнулась девушка.
– Ну… нет… – протянула я, – хотя… не обижайся…
– И не думаю, – снисходительно кивнула она. – Я понимаю ваше
недоумение.
Громкий звонок прервал нашу беседу.
– Кого черт принес? – зло спросил Миша и пошел в прихожую.
– Вы поговорили с Зоей? – спросила Таня.
Настя помотала головой, сняла джезву с огня и посмотрела на
мачеху.
– Где чашки?
– Ты же тут жила, – ядовито ответила Медведева, – почему
интересуешься? Возьми, где они стояли!
Настя вздернула брови.
– Раньше вы посуду держали в сушке у раковины, на столике
красная пластиковая подставка была. Но ведь вы ремонт сделали! Кухня теперь
другая!
– А ты помнишь старую? – не сдалась Таня.
– Конечно, – сказала Настя, – самая простая была, серая, в
розовых цветочках, занавески в бело-красную клетку, люстра пятирожковая,
холодильник «Минск», он вон там стоял, теперь угла нет, разрушили.
– На подоконнике были цветы, – вдруг перебила падчерицу
Таня.
Я с изумлением посмотрела на нее, чем-чем, а выращиванием
растений она никогда не занималась!
Настя прикусила губу, нахмурилась, потом ее лоб разгладился.
– Нет, – с облегчением сказала она, – хоть пока я не все
точно в деталях вспоминаю, но на подоконнике вечно бардак был. Там всякая
ерунда валялась: телефонная книжка, карандаши, ручки, коробка с нитками…
Никаких горшков не было. Тань, ты чего? У тебя даже кактусы сдохли! Помнишь,
папа подарил тебе, такой зеленый, с красной «шапочкой»? Месяца он не протянул,
корешки откинул!
Таня порозовела.
– Так ты помнишь? – настойчиво повторила вопрос Настя.
– Нет! – с вызовом ответила Таня.
– Значит, у меня память лучше! – обрадовалась девушка и
повернулась ко мне: – Вот видите, тетя Даша, Таня не может про кактус
рассказать, однако никто ее в обмане не подозревает. А вдруг Таня – это не
Таня? Может, она мошенница, а? Пусть докажет, что это не так!
Обычно жена Миши за словом в карман не лезет, переспорить
или переорать Таню не стоит даже пытаться, безнадежное дело! Но сейчас она
лишилась дара речи. Я тоже на пару секунд онемела, но потом ринулась на защиту
своей знакомой:
