В комнате горел ночник, в полумраке лицо Насти было плохо
различимо. В первую секунду Эвелина не узнала дочь Зои, потом подумала, что та
больше смахивает на Карину, уж слишком нагло девица смотрела на Казакову. Но не
успела глупая мысль прийти врачу в голову, как Эвелина выбросила ее прочь.
Девушка великолепно передвигалась на своих двоих, а Карина
ездит в коляске, просто Авдеева и Килькина очень похожи, а Эвелина нечасто
видела девушек.
– Что здесь делает Настя? – возмутилась Казакова.
Во взоре Зои мелькнула растерянность.
– Помочь мне пришла!
Эвелина обозлилась.
– И часто ты нарушаешь правила? Что здесь творится по ночам?
Я тебе доверяю, а, выходит, зря. Понимаешь, как нам влетит, если обнаружится,
что к Анне ходят посторонние?
– Это Настя, – стала оправдываться сиделка, – она своя.
– Тебе велели никого не впускать!
– Это первый раз случилось, – ныла Зоя, – простите, Христа
ради.
– Тебя выгонят, – злилась Казакова.
– Ну если о посторонних речь зайдет, нам двоим не
поздоровится, – вдруг нагло заявила Килькина, – лучше вам молчать!
Эвелина не успела сообразить, на что намекает медсестра,
Настя внезапно кинулась к матери, зарылась лицом в ее халат и заплакала:
– Не оставляй меня одну! Боюсь! Боюсь! Боюсь!
Зоя беспомощно глянула на Эвелину и, враз растеряв непонятно
откуда взявшуюся наглость, сказала:
– Вот беда! Настю в детстве напугали! Оставила ее дома одну,
мы на первом этаже жили, окна без решеток, наркоман и влез, искал, чего бы
спереть и дурь купить. Денег не нашел, девочку увидел и изнасиловал. С тех пор
Настя не может одна ночевать. Уже ведь взрослая, школу заканчивает, но нет!
Видите, как нервничает? Я сегодня решила Анну постеречь, а дочь посидела в квартире
и сюда прибежала. Уж извините, это больше не повторится!
Директриса посмотрела на скулящую Настю и испытала приступ
жалости.
– Я не знала ни о чем, – сказала она. – Ладно, забыли! Но
больше Настю сюда не приводи.
– Никогда! – с жаром пообещала Килькина.
– Настю надо показать врачу, – не успокаивалась врач, –
обратись к Эдуарду Львовичу, он завтра придет на работу, попроси психолога о
консультации!
– Спасибо, непременно так сделаю, – бубнила Зоя.
Эвелина Лазаревна отправилась к себе, но на душе у нее
скребли кошки. Правду ли сказала сиделка? Сколько раз она брала с собой дочь?
Что знает Настя об Анне! Ох, нехорошо получается, вдруг до Ивана Ивановича
дойдет весть о несоблюдении тайны?
Понятно, почему Эвелина обрадовалась, узнав, что Настя и Зоя
переезжают в Москву вместе с Кариной. Больше дочь сиделки не станет по ночам
шастать во флигель, и благодетель никогда не узнает о нарушении режима.
– У вас есть фотография Анны? – спросила я.
Эвелина Лазаревна помотала головой.
– Нет.
– Даже в личном деле?
– У нас ведь не листок по учету кадров, а медицинская карта,
– пояснила врач, – при ней никаких снимков, кроме рентгеновских, нет.
– Разрешите взглянуть на Анну?
– Это невозможно, – дрожащим голосом заявила Эвелина.
– Мне необходимо увидеть ее лицо! Кто сейчас следит за ней?
– Временно одна из наших сотрудниц. Иван Иванович пока
никого не прислал.
– Вот и скажете, что я кандидат на роль сиделки.
Директриса встала.
– Вы мне выкручиваете руки. Ну хорошо, пошли.
Небольшой флигель внутри напоминал номер пятизвездочного
отеля, а Анна, одетая в белоснежный халат, запросто могла сойти за богатую
бездельницу, которая кочует из страны в страну в поисках приключений.
Когда мы вошли в комнату, больная сидела в кресле, держа
перед собой ящик с какими-то пластмассовыми деталями.
Чисто вымытые, красиво завитые волосы свисали, загораживая
ее лицо, на приход незнакомых людей больная никак не отреагировала.
– Все в порядке? – спросила Эвелина у полной тетки в белом
халате.
– Да, – вежливо ответила та, – Анечка сейчас крепость
строит. Мы сначала отберем синие детали, а потом красные. Анечка сегодня
молодец, она вспомнила цвета, да? Анюточка, посмотри сюда! Подними голову! Надо
поздороваться.
Волосы откинулись назад, и я увидела лицо бедной женщины.
Конечно, я ожидала увидеть в палате именно ее, но все равно испытала удивление.
Мне в глаза смотрела Лариса Кругликова. Я не была знакома с первой женой
Михаила, но очень хорошо помню большую фотографию, которая, несмотря на
недовольство Тани, стоит у ее мужа в кабинете. Лариса практически не
изменилась, за много лет, прошедших со «смерти» Кругликовой, на ее лице
добавилось мало морщин, вот только взгляд из осмысленного и печального стал
каким-то пустым, так смотрит на мир новорожденный младенец.
Распрощавшись с Эвелиной Лазаревной, я села в машину,
отъехала от интерната и припарковалась около местного кафе с замечательным
названием «Смак Фолпино». Внезапно мне захотелось латте, большой стакан с
хорошо взбитой пеной, огненно-горячий. Меня по непонятной причине колотило в
ознобе.
В небольшом зале было пусто, я села за один из столиков и
принялась ждать официанта.
– Чего? – прокричали из угла.
Я обернулась, за стойкой стоял парень в желтой куртке.
– Чего? – повторил он.
– Вы мне? – решила уточнить я.
– А вы кого-то другого здесь видите?
– Нет.
– Значит, вам! Чего пришли?
– Хочу выпить кофе. Желательно латте.
– Чего?
– Ладно, капучино, – снизила я требование.
– Чего?
– Эспрессо!!! – опустила я планку до плинтуса.
– Только в составе бизнес-ланча.
– А что в него входит?
– Суп-лапша куриная, лангет по-итальянски, салат «Цезарь» и
горячий напиток по выбору, – бойко перечислил бармен.
– Из всего вышеперечисленного принесите только кофе.
