— Там пост ДПС горит! — высунувшись из окна, крикнул Джумали.
Водитель кивнул, и пожарники поехали дальше. Если изначально они могли принять вызов о пожаре за дурную шутку, то теперь все подтвердилось, значит, следовало гнать быстрее. Уже через полста метров, поднявшись на горку, они увидели столб пламени и черного дыма. Буквально двумя минутами позже вдогонку за пожарниками, тоже на высокой скорости, проехала машина полиции. Процедура перемигивания фарами и остановки повторилась. И сообщение было передано точно так же, и реакцию оно вызвало точно такую же.
Джумали проводил ментовскую машину взглядом, вытащил трубку, нажал вызов, дождался ответа и сказал:
— Чингис, все, как мы рассчитывали. Разница в том, что ментовская машина одна, без сопровождения. Ага… Вон, еще и «Скорая помощь» катит…
— Понял. Нам этого хватит. Работай, — напутствовал Джумали собеседник. — Теперь дело только за тобой. Главное дело! Мы свое сделаем.
Джумали знал, что Чингис поддерживает его таким образом. Его дело, по большому счету, было начальным, но неглавным. Хотя, с другой стороны, в любом деле удачное продолжение зависит от удачного начала. Если начало сорвется, то и продолжения не получится. А в таком сложном деле, как задуманное амиром Чингисом, срыв начала мог вообще грозить гибелью другим.
Чингис вообще любил сложные многоходовые операции. Их порой трудно было выполнить, но они доставляли ему удовольствие, как и всем другим участникам, кроме того, о таких делах долго и много говорили люди. А это для Чингиса было важным…
Джумали в сам поселок съезжать с основной трассы не стал и проехал мимо него, но свернул по разбитому тяжелыми грузовиками проселку чуть подальше, хорошо зная, куда эта дорога его приведет. А привела она его в небольшой смешанный лесок, расположенный между двумя холмами. На жидкостволой опушке этого леска Джумали и остановил свою машину. Вторая остановилась позади в паре метров. Бандиты вышли при оружии, каждый из бойцов со своей сумкой, и, не обсуждая дальнейшие действия, сразу бросились легким бегом за Джумали. Путь их был непрямым, потому что сам Джумали, хорошо ориентируясь на местности, выбирал дорогу между холмами, по лощинкам и буеракам. Так, молча и даже стараясь передвигаться бесшумно, десять бандитов уже через сорок минут вышли к длинному бетонному забору, за которым виднелись большие деревянные ангары. Ангары стояли не сразу за забором, а через одноколейную железнодорожную ветку. На этой ветке, в одном месте отгораживая ангар от забора, были оставлены два крытых железнодорожных вагона. Под загрузку или под разгрузку они были поданы, значения, в принципе, не имело. Джумали мысленно уже решил, что эти вагоны свое отслужили, потому что в путь теперь, может быть, отправятся только их колесные пары. Металл, как известно, горит не очень хорошо, и колесные пары могут остаться целыми даже после очень сильного пожара.
По углам забора стояли вышки охраны, только угадываемые в темноте по лучам не самых сильных прожекторов, светящих в разные стороны под углом в девяносто градусов один к другому. Но лучи прожектора не доставали до середины забора ни с одной, ни с другой стороны, и там образовывалась «мертвая зона» для взгляда охранников. Сам забор был богато украшен поверху колючей проволокой в три ряда. Но перебираться через забор ни Джумали, ни его спутники не намеревались.
На вышках, естественно, стояли вооруженные часовые. Как они поведут себя, было непонятно. По-доброму-то, им лучше всего убежать с поста, когда все начнется.
При всей слабости лучей прожекторов, они все же какое-то освещение создавали даже в той самой «мертвой зоне», и потому Джумали расставлял своих людей метрах в десяти от забора, среди кустов и высокой, выше пояса, жухлой черной травы. Каждый свою задачу знал, многократно выслушав инструктаж и даже пройдя целый курс однодневной подготовки по метанию бутылки. Правда, учебные бутылки были наполнены водой, а не «коктейлем Молотова»
[1]
, но разница небольшая. Вода тяжелее масла, и потому бутылку с водой бросать труднее.
Распределив своих людей вдоль забора, Джумали дал команду к готовности. У каждого бойца было в сумке по две бутылки. По команде они приготовили по бутылке, зажатой в одной руке, а в другой у каждого был коробок спичек.
По ту сторону забора отчетливо виднелись покрытые шифером крыши ангаров. Сложность состояла в том, что бросать «коктейли Молотова» следовало сначала так, чтобы бутылка, перелетев через забор, попала не на крышу, а в деревянную стену военных складов. Если первая бутылка попадет в стену, вторую можно уже было бросать и на крышу. Если не попадет, следовало постараться бросить вторую точно. За день тренировок бойцы вроде бы научились метанию, и теперь предстояло показать свои навыки на практике. Еще раз пройдя перед цепочкой бойцов и проверив каждого, Джумали вытащил трубку «мобильника» и позвонил амиру.
— Слушаю, — отозвался Чингис.
— Это Джумали. Мы готовы.
— Мы тоже, начинайте по расписанию. Мы выезжаем, когда подойдет время…
— Понял, амир, — ответил Джумали и глянул на часы. Ждать осталось три минуты с небольшим. Чингис каждую операцию просчитывал почти посекундно и требовал точного выполнения. А ослушаться Чингиса, сделать что-то не так, как он приказал, — на это не пойдет в отряде ни один боец, ни один из командиров джамаатов. Чингис считает, что любой, не выполнивший пустяковый приказ в мелочи, готов нарушить и серьезный приказ. А на расправу он скор…
По дороге к военным складам Джумали не слышал стрельбы, хотя она наверняка была. Наверное, машины уже слишком удалились от поста ДПС или того, что от поста осталось. Да и звуки в таких холмах гуляют обычно по какому-то своему, непонятному принципу, и никогда не бывает заранее известно, куда звук может направиться. Скорее всего, он не стал в этот раз догонять два ушедших автомобиля. Может быть, ветер не тот был, может быть, еще какой-то фактор сработал, но Джумали не узнал бы ничего о том, что делалось на месте поста ДПС, если бы Чингис не сообщил, что там все в порядке и все готовы. А амир Чингис тем временем воплотил в жизнь свой расчет. И сделал это со своей обычной жестокостью, за которую его прозвали не просто Чингисом, но Чингисханом. Тот Чингисхан, дикарь из монгольских степей, сеял ужас и разрушения в чужих землях. Этот Чингис только мечтал о славе предводителя древних монголов, понимал при этом всю невероятность корректного сравнения и тем не менее старался равняться на своего кумира хотя бы в малом, в данном случае малым была жестокость. Он никогда не оставлял себе ни пленных, ни даже раненых, уничтожая все живое там, где проходил, вплоть до скота на сельском пастбище, если село отказало ему однажды в приюте. Был на его счету и такой эпизод. Однако после этого эпизода одни горные села гостеприимно принимали амира, другие же встречали его с оружием в руках, что Чингиса страшно злило и вызывало большую жестокость к тем, кого он сумел победить. А побеждал он всегда, правда, серьезных и целенаправленных операций по уничтожению его банды до сих пор не предпринималось. Уходить от возмездия амир тоже умел, и делал это продуманно, заранее просчитав все варианты, что выгодно отличало его от других полевых командиров. Бойцы верили ему, хотя и боялись. Но бояться амира следовало только тому, кто не желал ему подчиняться так, как того требовал Чингис — точно и беспрекословно…
