— Славная картинка, а? — ББ дернул головой, указывая на луну.
Лютер отделался кивком, после чего зевнул в кулак. Подергал ногами, стряхивая сон, и подошел к ББ. Небо чистое, голубое, строгое. Воздух холодный, с таким свежим запахом, что Лютеру захотелось положить его, этот воздух, на тарелку и съесть. Они проезжали мимо замерзших полей и голых деревьев. Казалось, мир спит. Под ясным небом такой голубизны, какой Лютер никогда еще не видел, все было до того прекрасно, что Лютеру захотелось показать это Лайле. Обхватить руками ее живот, уткнуться подбородком ей в плечо, спросить, видела ли она когда-нибудь что-то такое же голубое. За всю жизнь, Лайла? Хоть когда-то?
Он отступил от двери.
«Пусть все идет как идет, — подумал он. — Пускай идет как идет».
Он отыскал в небе блекнущую луну и стал смотреть на нее. Не сводил с нее глаз, пока она не растаяла совсем и пока студеный ветер не пробрался ему под пальто.
Бейб Рут и пролетарская революция
Глава двенадцатая
Бейб провел утро, раздавая конфеты и бейсбольные мячи в саут-эндской школе для детей-инвалидов. Один из мальчишек, загипсованный с головы до пят, попросил его расписаться на гипсе, и Бейб поставил ему автографы и на руках, и на ногах, а потом еще вывел свое имя поперек всего туловища паренька, от правого бока до левого плеча, и все ребята смеялись, и медсестры тоже, и даже некоторые сестры милосердия из монахинь. Парнишка в гипсе сообщил Руту, что зовут его Уилбур Конелли. Он работал на ткацкой фабрике в Дэдхеме, и какие-то химикаты пролились на пол в цеху, а в их испарения попали искры от механических ножниц, вот почему Уилбур загорелся. Бейб заверил парня, что скоро тот поправится. Вырастешь и в один прекрасный день сыграешь в бейсбол в Мировой серии. И все твои бывшие начальники полопаются от зависти, ясно? Уилбур Конелли уже засыпал и лишь выдавил из себя слабую улыбку, но остальные ребятишки засмеялись и стали совать Бейбу на подпись всякие другие вещи — фотографию, вырванную из спортивного раздела «Стэндард», пару маленьких костылей, пожелтевшую пижамную рубашку.
Когда он вышел оттуда вместе с Джонни Айго, своим агентом, тот предложил заскочить в сиротский приют Святого Винсента, всего в нескольких кварталах отсюда. Не помешает, заметил Джонни: прибавится откликов в прессе, и не исключено, что это даст Бейбу решающий аргумент в очередном раунде его деловых переговоров с Гарри Фрейзи.
Но Бейб чувствовал, что устал — от переговоров, от фотовспышек, от сирот. Он любил детей, особенно сирот, но, господи боже ты мой, эти сегодняшние ребятишки, все искалеченные, переломанные, обгоревшие, они словно что-то вынули у него из души. Те, что без пальцев, никогда их не отрастят, а те, что с ожогами на лице, никогда не увидят себя в зеркале необезображенными, а те, что в инвалидных колясках, никогда не встанут поутру и не зашагают как ни в чем не бывало. И все-таки когда-нибудь их выпустят в мир, чтобы они прокладывали себе дорогу сами, и сегодня утром Бейба это ошеломило, напрочь лишило бодрости.
Так что он отделался от Джонни, сказав, что ему, Бейбу, нужно купить подарок для Элен, потому что малышка снова на него сердится. И отчасти это правда, Элен и в самом деле большая злюка, только он, честно говоря, не собирается сейчас приобретать ей подарок — во всяком случае, в магазине. Вместо этого он направился в сторону отеля «Касл-сквер». Промозглый ноябрьский ветер ронял редкие ледяные капли дождя, но в длинной горностаевой шубе ему было не холодно, он шел наклонив голову, чтобы дождь не попадал в глаза, и наслаждался тишиной обезлюдевших улиц.
В отеле Бейб прошел через вестибюль и обнаружил, что бар тоже почти безлюден. Он уселся у дверей, скинул шубу и положил ее на табурет рядом. Бармен стоял у дальнего конца стойки, разговаривая с двумя посетителями, а больше в помещении никого не было. Рут закурил сигару, разглядывая темные потолочные балки из ореха, вдыхая запах кожи кресел и размышляя, куда, черт побери, катится страна, куда подевалось ее достоинство, если теперь сухой закон — можно сказать, дело решенное. Идиоты выиграли. Они почему-то называли себя прогрессистами, хотя Рут не видел особенного прогресса в том, чтобы отказывать человеку в праве выпить или чтобы позакрывать все заведения с отделкой из теплого дерева и мягкой кожи. Черт возьми, вкалываешь по восемьдесят часов в неделю, получаешь хрен с маслом, и, кажется, самое меньшее, о чем ты можешь попросить, так это кружечка пивка да рюмка ржаного. Не то чтобы Рут когда-нибудь в жизни работал восемьдесят часов в неделю, но принцип-то общий.
Бармен, толстый мужчина с мощными усами, закрученными так, что на них хоть шляпы вешай, подошел к нему:
— Что вам угодно?
Все еще чувствуя некоторое родство с рабочим людом, Рут заказал пару пива и двойную, и бармен выставил ему кружки, а затем налил изрядную порцию виски.
Рут отхлебнул пива:
— Я ищу человека по имени Доминик.
— Он перед вами, сэр.
Рут сказал:
— Как я понимаю, у вас есть мощный грузовик с лебедкой, вы занимаетесь перевозкой тяжелых грузов.
— Совершенно верно.
В другом конце бара один из посетителей застучал ребром монеты по стойке.
— Минуточку, — произнес бармен. — Людям не терпится промочить горло, сэр.
Он двинулся к ним, выслушал их, кивнул своей большой головой, подошел к кранам, затем к бутылкам. Рут чувствовал, что эти двое смотрят на него, и тоже стал на них смотреть.
Тот, что слева, был рослый, темноволосый и темноглазый, настолько шикарный (Бейбу первым делом почему-то пришло в голову именно это слово), что Бейб даже задумался, не видел ли его в кинохронике или на страницах газет. Даже издалека видно было, что в самых простых его жестах — как он подносит рюмку к губам, как стучит сигаретой о дерево — сквозит изящество, которое, как считал Рут, свойственно исключительно незаурядным личностям.
Рядом с ним расположился какой-то плюгавенький, угрюмый тип, каштановые космы падали ему на лоб, а он нетерпеливо откидывал их назад. Маленькие глазки, маленькие ручки.
Шикарный поднял рюмку:
— Я большой поклонник ваших спортивных талантов, мистер Рут.
Бейб в ответ поднял свою и кивнул. Плюгавый к ним не присоединился.
Шикарный похлопал своего спутника по спине и произнес:
— Выпей, Джин, выпей. — У него был звучный баритон знаменитого театрального актера, легко достигающий галерки.
Доминик поставил перед ними свежее питье, и они возобновили беседу. Бармен вернулся к Руту и подлил ему виски, после чего облокотился о кассу:
— Итак, вам нужно что-то поднять, сэр, верно я уяснил себе?
Бейб отхлебнул виски.
— Верно.
— Позвольте спросить, мистер Рут, что именно?
Бейб сделал еще глоток:
