Катя, втайне уже мечтающая о том, как бы поскорее выбраться из этого могильника на свежий воздух, поняла, что участковый обращается к ней.
Он взял у брата-эксперта резиновые перчатки, открыл клетку кота и пинцетом подхватил те самые кровавые ошметки, на которые было тошно смотреть.
– Я не знаю, – Катя отшатнулась от пинцета.
– Это куриная печенка. А запах? Нет, вы понюхайте.
И нюхать нечего – та же знакомая вонь, в сочетании с запахом смерти просто убийственно мерзкая.
– Ой, да это же валерьянка! – воскликнула Катя.
– То-то и оно, умно придумано. Куриная печенка в виде приманки, да еще валерьянкой полили. Вот они все и сожрали. Все до одного сожрали приманку, никто, никто не отказался. Такое лакомство. Приманкой их всех и потравили.
– Яд? – Катя смотрела на остатки куриной печени уже более спокойно. Раз определили, что это не чьи-то кошачьи внутренности, то…
– Заберем на экспертизу, проверим. Кажется, использован стрихнин, – сказал эксперт, забирая у брата-участкового пинцет с образцом-вещдоком.
– Кто же до такого додумался?
– Кто… хитрый, умный безжалостный гад, – сказал участковый. – Гадина проклятая.
– Вы знаете, кто это сделал?
Но Катя не получила ответа.
– Тридцать три! – донеслось из конца зала. Это патрульный известил о количестве погибших животных. – И дверь на лестницу в подвал настежь. Я пойду проверю.
– Я с тобой, подожди, – участковый заспешил к патрульному.
Брат-эксперт остался в зале продолжать осмотр.
– Даже если отыщем прямые доказательства, – сказал он, – много ЕМУ все равно не дадут.
– Кому?
Но Катя и в этот раз не получила ответа на свой вопрос. Стеклянная дверь из коридора с грохотом открылась, и, несмотря на сопротивление патрульного, в зал с клетками вошли две женщины.
Та самая пожилая брюнетка в желтом плаще и…
Катя решила сначала, что с ней ее дочь – высокая, под метр девяносто, стройная, тонкая, длинноногая, рыжая, на аршинных каблуках, в цветных молодежных легинсах, алом коротеньком тренче и широкополой шляпе.
Но вот свет из окна упал на ее лицо, и сразу стало ясно, что великолепные рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам – это парик. У женщины с фигурой двадцатилетней девушки было лицо шестидесятилетней – густо, ярко, профессионально накрашено. Но морщины и пигментные пятна сквозь тон и пудру проступали лишь резче, а подведенные тушью глаза слегка косили.
– Я должна их увидеть! Пустите меня к ним! Они мои дети… О, что же это такое… за что? Кому они что сделали плохого?!
Брюнетка в желтом плаще дотрагивалась до клеток с мертвыми кошками.
– Мертвые все…
– Вы председатель клуба? – спросил ее эксперт.
– Она президент клуба и хозяйка гостиницы, а ветклиника у клуба на паях с банком, – ответила прокуренным басом рыжая шестидесятилетняя красотка в шляпе. – Верочка, ну успокойся, не убивайся ты так!
– Не уберегли мы их, нам их доверили, а мы их не уберегли!
– Какой тут у вас режим работы? – спросила Катя.
Вера Вадимовна Суркова обернулась к ней:
– Помогите нам, умоляю вас! Найдите того, кто это сделал.
– Мы найдем, – пообещала Катя.
Конечно, не ее дело – чужой в Красногорске – раздавать вот такие обещания. Но эта женщина сказала «умоляю вас».
– Как работает персонал? Сколько у вас народу котов обслуживает?
– Дежурная утром приходит в семь, убирает клетки, кормит животных, а в четыре ее другая девочка-волонтер сменяет. Та до девяти. Она тут все потом закрывает на ключ.
– А ночью?
– Ночью? Нет, кого ночью работать заставишь, это к тому же двойная оплата. Клуб так по миру пойдет, – громыхнула басом красавица в шляпе.
– Как называется клуб?
– «Планета кошек».
– И, значит, у вас нет никакой охраны ночью? – допытывалась Катя.
– Это ж кошки, а не туристы, – хмыкнул эксперт. – Какая охрана кошкам, это не банк. Тут у них и камер нет. Гражданочка президент, а замки, что с замками?
– Ничего, дежурная своим ключом открыла дверь, как обычно, сегодня утром, она мне так сказала, – Вера Вадимовна смотрела на розовые домики.
– А что у вас в подвале?
– Холодильник и так, всякий хлам от стройки остался.
– А холодильник для чего?
– У нас же ветклиника, все бывает, усыпляем животных и, ну вы понимаете… пока ждем утилизацию, туда складывают, в холодильник, до похорон и кремации.
– Подвал всегда заперт?
– Конечно!
– А у кого ключи?
– У меня, у дежурной. И у волонтеров, которые приходят помогать ухаживать за кошками. Они ключи у дежурной берут.
– У каких еще волонтеров? – это спросил участковый Миронов.
Они с патрульным, запыхавшиеся, в известке и пыли, вернулись в зал.
– У меня, например, я волонтер. Я тут подрабатываю уборщицей, – гордо, с вызовом, сказала шестидесятилетняя красотка в шляпе. – А что? Пенсия-то фиговая. Моему Бенедикту на кошачьи консервы не хватит этих грошей.
– И сейчас запасные ключи при вас? – спросил Миронов.
Красотка порылась в сумке и достала ключи.
– Пожалуйста, я как раз сегодня дежурной хотела отдать.
– Как ваши фамилия, имя, отчество?
– Это наша Василиса! – воскликнула Вера Вадимовна Суркова. – Она моя ближайшая подруга.
– Василиса Одоевцева. Пенсионерка. Живу тут, в Красногорске. Высотные дома.
Участковый Миронов забрал у нее ключи, записал имя, фамилию и сказал:
– Там обе двери настежь в подвале – сюда, наверх, и входная. Замок на входной двери сломан.
– Ох, час от часу не легче, – Василиса всплеснула руками. – Но дверь в подвал мы всегда запираем.
– Я знаю, – мрачно сказал участковый Миронов, – так какой тут у вас распорядок дня для кошек? Во сколько вчера дежурная все закрыла и заперла?
– В половине десятого. У нас ринги на выставке кончились в шесть, потом пока оформляли документы на продажу котят, пока с новыми владельцами договаривались, затем я список постояльцев смотрела – на одну ночь иногородние владельцы нам своих питомцев оставили до воскресенья, до сегодня, то есть, до демонстрации. Они все уже там, за дверью. Я не знаю, что им говорить, как смотреть людям в глаза. Я не уберегла их кошек! Что теперь будет? Как мы возместим все убытки? Все, что за выставку клуб заработал, уйдет на возмещение, даже больше… мы разорены… Придется наших чемпионов продавать другим клубам, отдавать наши бесценные сокровища, наш генофонд.
