— Вот именно, — сказала Катрина.
— Что именно?
— Когда человека доставляют на допрос со стороны, его регистрируют, а протокол допроса архивируют в материалах дела, по которому его допрашивали. Но иногда случаются накладки. Например, если допрашиваемый уже находится в тюрьме, с ним неформально беседуют прямо в камере и его не регистрируют, поскольку он уже зарегистрирован.
— Но материалы допроса все равно архивируются вместе с делом.
— Обычно да. Но не в том случае, если это допрос по совершенно другому делу, по которому человек является главным подозреваемым, а убийство в Маридалене только упоминается в ходе допроса, так сказать, с прицелом на будущее. Тогда весь протокол допроса будет заархивирован вместе с материалами первого дела, а любые поиски по имени не свяжут этого допрашиваемого с другим делом.
— Интересно. И ты обнаружила…
— Человека, которого допрашивали в качестве главного подозреваемого в изнасиловании в Олесунне, пока он отбывал срок за нанесение телесных повреждений и попытку изнасилования несовершеннолетней в отеле в Утте. Во время допроса его спрашивали об убийстве в Маридалене, но впоследствии протокол был заархивирован в деле о попытке изнасилования в Утте. Интересно то, что этого же человека потом допрашивали в связи с убийством в Триванне, но тогда уже вызывали обычным способом.
— И? — В голосе Хагена впервые появились признаки заинтересованности.
— У него было алиби на время всех трех преступлений, — сказала Катрина и скорее почувствовала, чем услышала, как выходит воздух из воздушного шарика, который она надула для Хагена.
— Вот как. Должен ли я выслушать еще какую-нибудь веселую бергенскую историю?
— Есть еще кое-что, — ответила Катрина.
— У меня встреча через…
— Я проверила алиби допрашиваемого. Оно было одинаковым во всех трех случаях. Свидетель, подтвердивший, что он был дома. Свидетелем этим выступала молодая женщина, и в то время ее показания сочли надежными. У полиции на нее ничего не было, она никак не была связана с подозреваемым, они просто жили в одном доме. Но если проследить за ней дальше во времени, открываются любопытные вещи.
— Например?
— Например, растраты, торговля наркотиками и подделка документов. И если внимательно прочитать протоколы ее последующих допросов, в них всегда повторяется одно и то же. Угадайте что.
— Лжесвидетельства.
— К сожалению, к этому редко прибегают, чтобы пролить новый свет на старые дела. По крайней мере, на такие старые и запутанные дела, как Маридален и Триванн.
— Но, черт побери, как зовут эту дамочку? — В голос Хагена вернулось оживление.
— Ирья Якобсен.
— У тебя есть ее адрес?
— Да. Ее можно найти в Регистре преступлений, в Регистре населения и в парочке других регистров…
— Черт, ее надо немедленно вызвать и допросить!
— …таких, как, например, Регистр пропавших без вести.
Осло надолго замолчал. Катрине хотелось совершить долгую прогулку, спуститься к рыбацким лодкам на набережной Брюгген, купить пакет голов трески, поехать домой, в свою квартиру на Мёленприс, не спеша приготовить обед и посмотреть сериал «Во все тяжкие», когда, по ее прикидкам, снова начнется дождь.
— Хорошо, — ответил Хаген. — Но ты, во всяком случае, дала нам ниточку. Как зовут парня?
— Валентин Йертсен.
— И где он находится?
— Вот именно, — произнесла Катрина Братт, повторяясь. Пальцы ее скользили по клавиатуре. — Я не нахожу его.
— Тоже пропал без вести?
— Его нет в списке пропавших. И это странно: похоже, его просто сдуло ветром с поверхности земли. Ни одного известного адреса, не зарегистрировано ни одного телефонного номера, даже нет банковского счета. Не голосовал на прошлых выборах и за последний год не покупал билетов ни на поезд, ни на самолет.
— В Google искала?
Катрина рассмеялась и не могла остановиться до тех пор, пока не поняла, что Хаген не шутит.
— Расслабьтесь, — сказала она. — Я найду его. Поработаю на своем домашнем компьютере.
Они закончили разговор. И Катрина поднялась, в спешке надела куртку, потому что тучи уже наползали на город со стороны острова Аскёй. Она уже хотела выключить компьютер, как вдруг ей в голову пришла одна мысль. Харри Холе однажды сказал ей, что люди часто забывают проверить наиболее очевидное. Она быстро застучала по клавишам. Подождала, пока откроется страница.
Несколько голов в открытом офисном пространстве повернулось в ее сторону, когда она разразилась отборными бергенскими ругательствами. Но она даже не собиралась успокаивать их и объяснять, что дело не в психозе. Харри, как обычно, был прав.
Она подняла телефонную трубку и нажала клавишу повтора последнего вызова. Гуннар Хаген ответил после второго звонка.
— Я думала, вы опаздываете на встречу, — сказала Катрина.
— Отложил. Даю задания по розыску этого Валентина Йертсена.
— Не надо. Я только что его нашла.
— Да?
— Ничего удивительного в том, что он словно исчез с лица земли. Я хочу сказать, не считая того, что он действительно исчез с лица земли.
— Ты имеешь в виду, что…
— Он умер, да. О чем имеется четкая запись в Регистре населения. Прошу прощения за бергенскую суету. Я иду домой, чтобы утешиться поеданием рыбьих голов.
Когда она повесила трубку и подняла голову, за окном уже начался дождь.
Антон Миттет оторвался от кофейной чашки, заметив Гуннара Хагена, входящего плавной походкой в столовую на седьмом этаже Полицейского управления. Антон некоторое время сидел, смотрел в окно, думал о том, как все могло бы быть. А еще он размышлял о том, что перестал думать, как все могло бы быть. Наверное, именно с этого начинается старение. Ты уже поднял выпавшие карты и заглянул в них. Новых карт не будет. Поэтому ты можешь только как можно лучше сыграть имеющимися картами и мечтать о том, какие карты тебе могли бы выпасть.
— Прошу прощения за опоздание, Антон, — сказал Гуннар Хаген и уселся на стул напротив него. — Дурацкий звонок из Бергена. Как дела?
Антон пожал плечами:
— Работа и еще раз работа. Смотрю, как молодежь несется вверх мимо меня. Пытаюсь давать им советы, но они не находят причин прислушиваться к престарелому мужчине, который все еще не продвинулся по службе. Кажется, они думают, что жизнь — это красная ковровая дорожка, раскинутая специально ради них.
— А как дома? — спросил Хаген.
Антон снова пожал плечами:
— Нормально. Жена жалуется, что я слишком много работаю. Но когда я прихожу домой, она тоже жалуется. Звучит знакомо?
