— Я уж и не думал, что ты когда-нибудь придешь.
Мужчина медленно выдергивал стрелы из мишени, не отводя взгляда от ее глаз. Он взял одну стрелу, воткнул ее в середину мишени цвета свежего мяса, прямо в яблочко, осклабился и стал раскачивать стрелу вверх-вниз, вгоняя ее все глубже. Потом он вытянул ее, издавая губами чавкающие звуки. Второй мужчина не рассмеялся, как ожидала Катрина. Вместо этого он озабоченно посмотрел на своего соперника по игре.
Надзиратель легко подхватил Катрину под локоть, чтобы увлечь за собой, но она освободилась, в то время как ее мозг активно перематывал события назад. Он отказывался принимать очевидное: связь между стрелами для игры в дартс и размерами половых органов.
— Может, не стоит так часто пользоваться ополаскивателем для волос?
Она быстро зашагала дальше, но отметила, что если и не попала в яблочко, то куда-то точно попала. Лицо мужчины покраснело, после чего он еще шире ухмыльнулся и отдал ей что-то вроде чести.
— А Валентин общался здесь с кем-нибудь? — спросила Катрина, пока надзиратель отпирал дверь в камеру.
— С Юнасом Юхансеном.
— Это его называют Юдасом?
— Точно. Отбывал срок за изнасилование мужчины. Таких уж точно не много.
— Где он сейчас?
— Совершил побег.
— Каким образом?
— Мы не знаем.
— Вы не знаете?!
— Послушайте, здесь полно мерзких подонков, но мы не являемся тюрьмой строгого режима, как Уллерсму. В этом отделении содержатся заключенные, отбывающие небольшие сроки. В деле Юдаса было несколько смягчающих обстоятельств. А Валентин сидел всего лишь за попытку изнасилования. Серийные насильники содержатся в других местах. Поэтому мы не злоупотребляем использованием своих ресурсов для наблюдения за теми, кто сидит в этом отделении. Мы каждое утро их пересчитываем, и изредка случается так, что кого-то недосчитываемся. Тогда всем приходится возвращаться в свои камеры, и мы выясняем, кого не хватает. Но если количество совпадает, то начинается обычная рутина. Когда мы обнаружили исчезновение Юдаса Юхансена, то сразу заявили в полицию. Я не слишком много об этом думал, потому что вскоре после этого у нас тут началась другое дело.
— Вы хотите сказать…
— Да. Убийство Валентина.
— Значит, когда оно произошло, Юнаса здесь не было?
— Точно.
— Как думаете, кто мог его убить?
— Не знаю.
Катрина кивнула. Он ответил слишком автоматически, слишком быстро.
— Я никому об этом не скажу, обещаю. Я спрашиваю: как вы думаете, кто убил Валентина?
Надзиратель втянул воздух сквозь зубы, оглядывая Катрину с ног до головы. Как будто проверял, есть ли в ней что-то, чего он не заметил при первом осмотре.
— Многие из местных обитателей ненавидели и смертельно боялись Валентина. Возможно, кто-то из них посчитал, что это сделал тот, кто хотел ему отомстить. Во всяком случае, тот, кто убил его, должен был ненавидеть его до помутнения рассудка. Валентин был… как бы это сказать? — Адамово яблоко надзирателя заходило вверх-вниз над воротничком униформы. — Его тело представляло собой желеобразную массу, я никогда такого не видел.
— Избит тупым предметом, наверное?
— Об этом мне ничего не известно, но, во всяком случае, избит он был до неузнаваемости. Вместо лица — каша. И если бы не мерзкая татуировка на груди, я не знаю, смогли бы мы его идентифицировать. Я не очень впечатлительный человек, но после увиденного у меня начались кошмары.
— Какого рода татуировка у него была?
— Какого рода?
— Да, что… — Катрина заметила, что вот-вот выйдет из роли дружелюбного полицейского, и взяла себя в руки, чтобы скрыть раздражение. — Что было изображено на татуировке?
— Ну, как сказать. Лицо. Крайне неприятное. Как будто растянутое в стороны. Как будто оно приклеилось к его груди и хотело оторваться.
Катрина медленно кивала:
— Вырваться из тела, в которое оно было заключено.
— Ага, вот-вот. Вы знаете?..
— Нет, — сказала Катрина и подумала: «Но мне знакомо это ощущение». — А Юдаса, значит, вы так и не нашли?
— Это вы не нашли Юдаса.
— Ну ладно. Как вы думаете, почему нам это не удалось?
Надзиратель пожал плечами:
— Ну, я не знаю. Но понимаю, что типы вроде Юдаса для вас не являются первоочередной задачей. Как я говорил, в его деле были смягчающие обстоятельства, а вероятность рецидива минимальная. На самом деле его срок уже подходил к концу, но у этого идиота, видно, горячка началась.
Катрина кивала. Предвкушение освобождения. Оно наступает при приближении дня выхода из тюрьмы, когда заключенный начинает думать о свободе, и ему внезапно становится невыносимо от мысли, что придется провести в заключении еще один день.
— Кто-нибудь еще здесь может рассказать мне о Валентине?
Надзиратель отрицательно покачал головой:
— Кроме Юнаса, он ни с кем не общался. Да и с ним никто не хотел иметь дела. Черт, он пугал людей. Когда он входил в помещение, казалось, даже воздух сгущался.
Катрина задавала ему вопросы до тех пор, пока не поняла, что просто пытается оправдать потраченное время и деньги на билет.
— Вы начали рассказывать о том, что сделал Валентин, — напомнила она.
— Да? — ответил он быстро, бросив взгляд на часы. — Ух ты. Мне надо…
По дороге обратно через общую комнату Катрина увидела только худощавого мужчину с красным черепом. Он стоял прямо, опустив руки, и пялился на пустую мишень. Стрел нигде не было. Он медленно повернулся, и Катрина не смогла не ответить на его взгляд. Ухмылка исчезла с его лица, а глаза стали вялыми и серыми, как медуза.
Он что-то прокричал. Четыре слова. И повторил их. Громко и пронзительно, как птица, предупреждающая об опасности. После чего рассмеялся.
— Не обращайте на него внимания, — сказал надзиратель.
Смех постепенно затихал у них за спиной, пока они быстро шли по коридорам.
И вот она уже оказалась на улице, вдыхая насыщенный дождем сырой воздух.
Катрина достала телефон, отключила диктофон, включенный с момента ее прибытия в тюрьму, и позвонила Беате.
— Я закончила в Иле, — сказала она. — Время есть?
— Включаю кофеварку.
— Э-э-э-э. А у тебя нет…
— Ты работаешь в полиции, Катрина. И ты пьешь кофе из кофеварки, понятно?
— Слушай, я обычно ела в «Кафе Сара» на улице Торггата, а тебе не помешает выбраться из лаборатории. Пойдем пообедаем. Я плачу.
— Конечно платишь.
— Что-что?
