Вначале Улла не ответила на поцелуй, только замерла. А потом осторожно ответила. Микаэль знал все ее поцелуи, но не этот, полный ожиданий, неуверенный. Он поцеловал ее более жадно. И она совершенно растаяла, потащила его следом за собой в кровать, сорвала с себя одежду. И в темноте он снова подумал об этом. Что она — это не он. Не Густо. И эрекция у него закончилась еще до того, как они оказались под одеялом.
Он объяснил это усталостью, тем, что ему пришлось думать о множестве вещей, что ситуация была слишком запутанной, а стыд от его поступка слишком велик. Но он быстро добавил, что та, другая, не имеет к этому никакого отношения. И он был чист перед собой, ведь это утверждение было правдой.
Микаэль вновь закрыл глаза, но сон не шел. Им владело то же беспокойство, с каким он просыпался по утрам в последние месяцы, то же неясное чувство, что случилось или вот-вот случится что-то ужасное, и он каждый раз надеялся, что эти мысли всего лишь продолжение сна, пока не понимал, чем они были на самом деле.
Что-то заставило его опять открыть глаза. Свет. Белый свет на потолке. Он исходил от пола рядом с кроватью. Микаэль повернулся и посмотрел на экран телефона. Звук у него был отключен, но телефон всегда был в сети. Они с Исабеллой договорились, что не будут обмениваться текстовыми сообщениями по ночам. Почему она не хотела получать сообщения ночью, он даже не спросил. И она на первый взгляд спокойно восприняла его слова о том, что они некоторое время не смогут видеться. Впрочем, она явно поняла, что в этом предложении можно вычеркнуть слова «некоторое время».
Микаэль с облегчением увидел, что сообщение пришло от Трульса. И удивился. Наверное, Трульс послал его по пьянке. Или перепутал адресата, — наверное, оно было предназначено даме, о которой он не рассказывал Микаэлю. Сообщение состояло всего из двух слов:
Сладких снов.
Антон Миттет снова очнулся.
Первым, что он услышал, был звук дождя — тихое постукивание по лобовому стеклу. Двигатель был выключен, голова болела, и Антон не мог пошевелить руками.
Он открыл глаза.
Передние фары все еще горели. Сквозь струи дождя они светили в темноту, туда, где земля резко обрывалась. Вода, стекающая по лобовому стеклу, не позволяла увидеть еловый лес на другой стороне ущелья, но Антон знал, что лес на месте. Безлюдный. Тихий. Слепой. В тот раз им не удалось ускорить приход зимы. В тот раз не удалось.
Антон посмотрел на свои руки. Он не мог ими пошевелить — они были плотно прикованы к рулю пластиковыми полосками. Такие полоски практически повсеместно в полиции вытеснили традиционные железные наручники. Тонкие ленты надо было просто обернуть вокруг запястий задержанного и затянуть. С ними не могли справиться даже самые сильные: если человек начинал сопротивляться, пластиковые полоски попросту врезались в кожу и мясо, вплоть до самой кости.
Антон обхватил руль и понял, что пальцы утратили чувствительность.
— Очнулся?
Голос показался очень знакомым. Антон повернулся к пассажирскому сиденью и посмотрел в глаза, сверкающие в прорезях шапки-балаклавы, закрывавшей всю голову человека. Такими шапками пользуются бойцы «Дельты».
— Тогда ослабим это.
Одетая в перчатку левая рука схватилась за рычаг ручного тормоза, торчащий между ними, и подняла его. Антону всегда нравился звук рычага старых ручных тормозов: слыша его, он чувствовал механику, шестеренки и цепи, ощущал, что происходит в машине. Сейчас же рычаг поднялся, не издав ни звука. Только легкий хруст. Колеса. Они покатились вперед. Но только на метр или два, потому что Антон автоматически нажал на педаль тормоза. Ему пришлось надавить на нее со всей силы, так как двигатель был отключен.
— Хорошая реакция, Миттет.
Антон посмотрел в лобовое стекло. Голос. Этот голос. Он немного ослабил давление на педаль. Раздался звук, похожий на скрип смазанных дверных петель, машина тронулась, и он снова нажал на педаль. На этот раз он не стал ее отпускать.
В салоне зажегся свет.
— Думаешь, Рене знал, что умрет?
Антон Миттет не ответил. Он только что поймал собственное отражение в зеркале заднего вида. Во всяком случае, ему казалось, что в зеркале отражается он сам. Лицо было покрыто блестящей кровью. Нос свисал на одну сторону, наверное, был сломан.
— Как ощущения, Миттет? Когда знаешь, что умрешь. Можешь рассказать?
— По… почему?
Вопрос вылетел сам по себе. Антон даже не был уверен, хочет ли знать ответ на него. Он только знал, что замерз. И что хочет уехать отсюда. Он хотел к Лауре. Обнять ее. Почувствовать себя в ее объятиях. Вдохнуть ее запах. Ощутить ее тепло.
— Ты что, не понял, Миттет? Естественно, потому, что вы не раскрыли дело. Я даю вам еще один шанс. Возможность извлечь уроки из старых ошибок.
— У… уроки?
— А ты знал, что, согласно исследованиям в области психологии, слегка негативный отзыв на выполненную тобой работу является лучшим способом улучшения результатов? Не слишком негативный и не позитивный, а слегка негативный. Наказать вас, убивая по одному следователю из группы зараз, является рядом слегка негативных отзывов, ты так не думаешь?
Колеса заскрипели, и Антон снова вдавил педаль в пол, бросив взгляд на обрыв. Он чувствовал, что надо давить еще сильнее.
— Это из-за тормозной жидкости, — произнес голос. — Я пробил дырку. Жидкость вытекает. Скоро сила нажатия на педаль не будет иметь значения. Как думаешь, ты успеешь о чем-нибудь подумать, пока будешь лететь вниз? Успеешь раскаяться?
— Раскаяться в ч…
Антон хотел продолжить, но слова больше не вылетали изо рта, наполненного мукой. Лететь? Он не полетит.
— Раскаяться в том, что ты сделал с дубинкой, — говорил голос. — Раскаяться в том, что не помог найти убийцу. Сейчас это могло бы тебя спасти, знаешь ли.
Антону казалось, что, нажимая на педаль, он выдавливает на землю тормозную жидкость, что чем сильнее он давит, тем быстрее жидкость вытекает из тормозной системы. Он чуть-чуть ослабил давление. Под колесами зашуршал гравий, и он в панике вжался в спинку сиденья, прямой ногой вдавливая педаль в пол. В автомобиле имелись две не связанные между собой гидравлические тормозные системы; может быть, дырка проделана только в одной?
— Если раскаешься, то, возможно, получишь отпущение грехов, Миттет. Господь щедр.
— Я… я раскаиваюсь. Выпусти меня отсюда.
Тихий смех.
— Ну, Миттет, я же говорю о царствии небесном. Я не Иисус, от меня ты прощения не получишь. — Небольшая пауза. — И ответ: да, я проделал дыры в обеих тормозных системах.
На миг Антону почудилось, что он слышит, как тормозная жидкость капает из-под машины, но потом он понял, что это его собственная кровь капает с кончика подбородка на колени. Он умрет. Внезапно этот факт показался ему настолько неоспоримым, что по его телу прокатилась волна холода и двигаться стало еще тяжелее, как будто уже началось rigor mortis. Но почему убийца до сих пор сидит рядом с ним в машине?
