Монитор загорелся.
Они уставились на него.
— Это он, — сказал Столе. — Выглядит очень одиноким.
Валентин Йертсен, он же Пол Ставнес, сидел перед ними, сложив на груди руки. Он наблюдал за игрой без особого энтузиазма.
— Гад! — негромко ругнулся Бьёрн.
Харри попросил Катрину прокрутить запись вперед на ускоренной перемотке.
Она на что-то нажала, и люди вокруг Валентина Йертсена начали двигаться странными рывками, а отсчет времени в правом углу понесся вперед. Только Валентин Йертсен сидел спокойно, как мертвая статуя, посреди бурлящей жизни.
— Еще быстрее, — сказал Харри.
Катрина ускорила запись, и те же люди стали еще более оживленными, они наклонялись взад и вперед, поднимались, вскидывали руки, исчезали, возвращались с сосиской или кофе в руках. А потом они увидели несколько пустых голубых сидений.
— Один — один, перерыв, — сообщил Бьёрн.
Трибуны снова заполнились. Публика становится еще более активной. Бегут часы в углу экрана. Все качают головами в сильном расстройстве. И вдруг: руки вскинуты вверх. Казалось, картинка на пару секунд застыла. И после этого люди одновременно вскакивают с сидений, обрадованно прыгают, обнимаются. Все, за исключением одного.
— Рисе забил штрафной в добавленное время, — сказал Бьёрн.
Матч закончился. Люди стали покидать свои места. Валентин просидел не шевелясь, пока все не ушли. Потом он резко поднялся и удалился.
— Наверное, не любит толкаться в очередях, — заметил Бьёрн.
Монитор снова почернел.
— Итак, — произнес Харри. — Что мы видели?
— Мы видели, как мой пациент смотрит футбольный матч, — сказал Столе. — Наверное, можно сказать, мой бывший пациент, при условии, что он не явится на следующий сеанс терапии. В любом случае, для всех, кроме него, это был очевидно интересный матч. Поскольку я знаком с языком его тела, могу с большой долей уверенности утверждать, что матч его не заинтересовал. Что, естественно, делает актуальным вопрос: зачем тогда он пошел на стадион?
— И он не ел, не ходил в туалет и не поднимался с сиденья на протяжении всего матча, — сказала Катрина. — Просто сидел на своем сиденье, как соляной столб. Как привидение, да? Как будто он знал, что мы будем проверять эту видеозапись, и хотел, чтобы у нас не было и десяти секунд, чтобы усомниться в его алиби.
— Хоть бы мобильник достал, — посетовал Бьёрн. — Мы бы тогда увеличили картинку и смогли увидеть номер, который он набрал. Или знали бы точное время звонка и сверились бы со списками исходящих вызовов станции, в зону покрытия которой входит стадион «Уллевол» и…
— Он не звонил, — сказал Харри.
— Но если…
— Он не звонил, Бьёрн. И по какой бы причине Валентин Йертсен ни пришел посмотреть матч на стадионе «Уллевол», факт в том, что он был там в то время, когда в Маридалене убили Эрленда Веннеслу. А другой факт… — Харри посмотрел поверх их голов на голую белую кирпичную стену, — заключается в том, что мы вернулись на старт.
Глава 34
Аврора сидела на качелях и смотрела, как солнечный свет, словно вода, льется между листьями грушевых деревьев. Во всяком случае, папа упрямо утверждал, что деревья эти — грушевые, хотя никто никогда не видел на них ни одного плода. Авроре было двенадцать. Она была слишком большой, чтобы помнить, и слишком большой, чтобы верить во все, что говорит папа.
Она пришла домой из школы, сделала уроки и вышла в сад после того, как мама уехала в магазин. Папа не придет домой до ужина, он снова начал работать до вечера. А ведь обещал ей и маме, что будет возвращаться домой, как другие папы, что больше не будет по вечерам работать в полиции, а будет только проводить психотерапию в своем кабинете и сразу возвращаться домой. Но теперь он наверняка снова начал работать в полиции. Ни мама, ни папа не хотели ничего рассказывать об этом.
Аврора нашла на айподе песню, которую искала: Рианна пела о том, что тот, кто хочет ее, должен прийти и взять ее. Аврора вытянула вперед длинные ноги, чтобы качели задвигались быстрее. Ноги за последний год стали такими длинными, что, сидя на качелях, ей приходилось поджимать их под себя или вытягивать, чтобы не цепляться за землю. Скоро она станет одного роста с мамой. Она откинула голову назад, почувствовала, как длинные тяжелые волосы приятно оттягивают кожу головы, закрыла глаза и подняла лицо навстречу солнцу, сияющему над деревьями, и веревкам, которыми качели были привязаны к дереву. Она слушала Рианну и слышала, как ветка потрескивает каждый раз, когда качели проходят нижнюю точку траектории. Потом она услышала и другой звук: звук открывающейся калитки и шагов по гравиевой дорожке.
— Мама? — крикнула она.
Глаза открывать не хотелось, хотелось ловить лицом ласковое тепло солнца. Ответа не последовало, и Аврора сообразила, что не слышала звука подъезжающего автомобиля, лихорадочного грохота буксующей машины — маминой синей собачьей будки на колесах.
Она опустила ноги на землю и остановила качели, по-прежнему не открывая глаз; ей не хотелось вылезать из чудесного кокона из музыки, солнца и дневной неги.
На нее упала какая-то тень, и сразу стало холодно, словно туча закрыла солнце в прохладный день. Аврора открыла глаза и увидела, что над ней стоит человек, ей был виден только его силуэт в лучах солнца, образовавшего у него над головой нимб. Какое-то время она просто моргала, растерявшись от мысли, внезапно пришедшей ей в голову.
Иисус вернулся. Он стоит здесь, перед ней. И значит, мама с папой ошибались, ведь Бог действительно существует, как существует и прощение всем нашим грехам.
— Привет, малышка, — раздался голос. — Как тебя зовут?
На этот раз Иисус говорил по-норвежски.
— Аврора, — ответила Аврора, прищурив один глаз, чтобы лучше разглядеть его лицо.
Ни бороды, ни длинных волос у него не было.
— Твой папа дома?
— Он на работе.
— Понятно. Значит, ты одна дома, Аврора?
Аврора хотела ответить. Но что-то ее остановило, она даже не поняла, что именно.
— А вы кто? — спросила она вместо ответа.
— Человек, которому надо поговорить с твоим папой. Но с тобой мы тоже можем поболтать. Раз уж мы оба в одиночестве. Правда же?
Аврора не ответила.
— Какую музыку ты слушаешь? — спросил мужчина, указывая на ее айпод.
— Рианну, — сказала Аврора и отвела качели немного назад. Не только для того, чтобы выбраться из тени, которую отбрасывал мужчина, но и чтобы лучше его разглядеть.
— Вот как, — произнес он. — У меня дома есть несколько ее дисков. Хочешь взять послушать?
— Те песни, которых у меня нет, я слушаю на «Спотифай», — ответила Аврора, отметив про себя, что мужчина выглядит совсем обычно, во всяком случае, ничто в нем не напоминало Иисуса.
