Взгляд натолкнулся на молодую женщину, которая очень тихо
сидела на полу. В первую секунду я изумилась. По какой причине хозяйка
затаилась и молчит? Но потом мою спину закололи сотни булавок. Глаза незнакомки
широко открыты, веки не мигают, рот слегка открыт, нижняя челюсть отвисла… И
скорчилась девушка как-то не по-человечески, вывернув ноги, – в такой позе
долго не продержаться. К тому же от тела исходил едва различимый неприятный
запах.
– Дегтярев, – прохрипела я, с трудом подавив желание заорать
и кинуться прочь, – говоришь, не совал сюда нос?
– Ну… да, – с легким сомнением ответил полковник, –
вообще-то я плохо помню…
И тут я увидела портфель – он стоял на самом виду, у дивана.
Оставалось удивляться, почему я не заметила его сразу.
Сжав волю в кулак, я наклонилась, схватила кейс, вылетела в
коридорчик, отодрала полковника от вешалки и (откуда только силы взялись?)
быстро дотащила его до выхода из подъезда. Надо отдать должное Дегтяреву – он
шагал молча. Изредка Александра Михайловича шатало из стороны в сторону, один
раз он чуть не упал, но в целом мы благополучно добрались до моей малолитражки.
Усадив приятеля на заднее сиденье, я спросила:
– Где твоя машина?
– Не знаю.
– Ты приехал сюда на метро?
– Не помню.
– Попытайся сообразить, зачем приехал на Кирсарскую улицу?
– По работе, – вдруг бойко заявил полковник.
– Здорово! – обрадовалась я такому прогрессу. – Дальше…
– А мне нечего рассказывать, – вяло ответил полковник и
внезапно захрапел.
Я вцепилась в руль. Очень хорошо, что Александр Михайлович
заснул, он не станет скандалить, узнав, куда едет. А доставлю я полковника
прямиком в клинику к Оксане, пусть она осмотрит Дегтярева. Конечно, Ксюня
хирург, но я доверяю ей больше, чем всем невропатологам мира, вместе взятым.
Александр Михайлович спал очень крепко. Его не разбудил
удар, когда я, не заметив препятствия, на всей скорости влетела в яму на
дороге, не вырвали из лап Морфея и два санитара, которые по просьбе Оксаны
вытащили полковника из машины и, положив на каталку, повезли в приемный покой.
– Сиди тут, – велела подруга, убегая следом за ними, – я
скоро вернусь.
Я кивнула, подождала, пока процессия скроется в глубине
больницы, и пошла по извилистому, пахнущему хлоркой коридору. Должен же где-то быть
пустой кабинет с городским телефоном?
Допотопный, сильно поцарапанный аппарат нашелся в комнате с
табличкой «Смотровая». Я быстро набрала нужный номер и на одном дыхании
произнесла в трубку:
– Улица Кирсарская, дом один, квартира два. По этому адресу
находится труп женщины, дверь не заперта.
Дежурная попыталась задавать вопросы, но я опустила трубку
на рычаг, быстро пробежала по коридору и села на неудобный жесткий стул,
стоявший там, где меня оставила Ксюня. Даже если в милиции захотят установить,
откуда прошло сообщение, меня не найдут. «Смотровая» пуста, дверь в нее
открыта, воспользоваться телефоном может любой.
Глава 5
– Что случилось с Дегтяревым? – воскликнула Оксана,
выскакивая из лифта.
– Я думала, ты ответишь на этот вопрос. Инсульт? –
занервничала я.
– Не похоже, – помотала головой подруга.
– Но сначала он вроде потерял память, а потом заснул.
Ксюня кивнула:
– Это следствие травмы.
– Какой? – подпрыгнула я на месте.
– Черепно-мозговой. Полковника кто-то, грубо говоря, треснул
по башке.
– Но его голова выглядела абсолютно целой, – с изумлением
ответила я.
– Тем не менее имеется гематома от удара.
– Без внешних следов? – еще больше удивилась я. – Дегтярев
почти лысый, любая царапина на макушке заметна!
– Его ударили сзади, – пояснила Оксана. – Случается такое:
травма в наличии, хотя внешне – почти никаких признаков. Кстати, синяки ведь не
сразу появляются. Давай рассказывай, что знаешь.
Я описала события, умолчав о мертвой женщине. Подруга вынула
пачку сигарет.
– Сама я с таким явлением не сталкивалась, но в литературе
описано много похожих случаев, – сказала она. – Человеческий мозг до сих пор
остается загадкой, он обладает огромными компенсаторными возможностями и
пытается любой ценой сохранить себя. Часто люди, пережившие стресс, временно
теряют память – наш «компьютер» как бы стирает информацию в целях безопасности.
В случае с Дегтяревым мы имеем классическую картину из учебника: сначала
частичная амнезия, потом глубокий сон.
– И что будет, когда он проснется? – насторожилась я.
Оксанка развела руками.
– Либо расскажет, что случилось, либо нет.
– Это не инсульт?
Ксюня, осторожная, как все врачи, подняла одну бровь.
– Сейчас больным занимаются специалисты, но предполагаю, что
причина дискомфорта пришла извне.
– Ага, пришла и стукнула его по черепушке, – подхватила я. –
А дальше что?
– Пусть полежит в отделении, понаблюдается. Хуже от
исследований ему точно не станет. Думаю, ему следует остаться у нас, пока он не
придет в рабочее состояние.
– Что ему завтра принести? – остановила я Оксану.
– Обычный набор: тапки, халат, зубную щетку, минералку без
газа, немного денег, ну и еду полегче, без его любимых свиных отбивных,
пельменей и пива, – перечислила Ксюня. – Впрочем, о харчах не волнуйся, я сама
приготовлю.
Сев в машину, я моментально позвонила заместителю полковника
Витьке Кондратьеву и без особых церемоний спросила:
– Знаешь, чем занимается полковник?
– Рыбу ловит, – последовал спокойный ответ.
Думая, что зам Дегтярева решил объясниться эзоповым языком и
под рыбой подразумевает преступников, я спросила:
– Какую? Ты в курсе?
– Понятия не имею, – заявил Витька. – Окуня или леща, я в
обитателях морей и рек не разбираюсь.
