Отчаянно зевая, я спустилась вниз и тут же налетела на
Маруську, которая держала на руках Хуча.
– Муся, – зашептала девочка, – Хучик заболел.
– Что случилось? – испугалась я.
– Он не стоит, – зашмыгала носом Маня, – вот, посмотри.
Маруся поставила мопса на пол, отошла в сторону и сказала:
– Хучик, иди сюда!
Мопс сделал шаг и шлепнулся на бок.
– Господи! – перепугалась я. – Что с ним?
– Не знаю, – еле сдерживая слезы, ответила Маруська. – Надо
ехать в ветакадемию, его сам Сергей Павлович обещал осмотреть.
– Это кто? – спросила я.
Манюня с укоризной глянула на меня.
– Муся! Сергей Павлович светило! Профессор! Академик! У него
глаз – рентген. Держи Хуча, а я пока соберу все необходимое.
Сунув мне мирно сопящего мопса, Маня начала метаться по
дому. Через десять минут, отдуваясь, она притащила большую, туго набитую сумку.
– Мы же не в Париж едем! – покачала я головой. – Что ты туда
напихала?
– Самое нужное, – сообщила Манюня и начала загибать пальцы:
– Бумажные пеленки, чтобы положить собаку, миску и бутылку воды…
– В поликлинике нет водопровода? – изумилась я.
– Есть, конечно, но отсутствует фильтр! – воскликнула Маня.
– Хучу вредно пить хлорку. Еще я прихватила дропсы, чтобы собака не
сопротивлялась при осмотре, пару игрушек, матрасик, плед, календарь прививок,
ветеринарный паспорт…
– Хорошо хоть куст жасмина на месте остался, – улыбнулась я,
– Хуч обожает под ним медитировать.
Но Маня не отреагировала на шутку.
Всю дорогу до клиники, где принимал чудо-профессор, она
держала мопса на руках и угощала его дропсами. Хуч с охотой ел собачьи конфеты
и преданно облизывал Машу. Мне он казался абсолютно здоровым и очень довольным
жизнью. Больное животное, как правило, отказывается от любой еды. Я хорошо
помню, как Снап заработал цистит. Ротвейлер тогда отворачивал морду от самых
привлекательных лакомств: его не заинтересовали ни копченые ушки, ни
восхитительные грызальные косточки, ни те же дропсы. А Хучик сейчас поглощает
угощенье, как экскаватор землю.
Сергей Павлович тоже пришел в изумление. Правда, сначала
мопсу сделали анализ крови, УЗИ и провели прочие исследования, и только потом
профессор заявил:
– Кровь замечательная, все показатели в норме. Никаких
патологических изменений в органах, даже нет врожденного сужения трахеи, что
характерно для мопсов. Аппетит у него, судя по исчезающим на глазах дропсам,
замечательный. Артрит отсутствует, травмы конечностей нет. Но… пес падает на
бок! Это почему?
– Почему? – эхом повторили мы с Маней.
– Есть одно предположение, – протянуло светило, – правда,
дурацкое.
– Говорите, мы к таким привыкли, – поторопила я врача.
Маня незамедлительно пнула меня по ноге, профессор
продолжал:
– Видите ли, у вашего мопса слишком мощная передняя часть, и
она, грубо говоря, перетягивает собаку.
– Но раньше-то Хуч нормально ходил, – напомнила я, – даже
резво бегал.
– А сейчас начал падать, – пожал плечами Сергей Павлович.
– Хучик в последнее время как-то изменился, – согласилась
Маня, – сзади усох, а спереди прибавил. Что же нам делать?
– Давайте понаблюдаем за ним недельку, – предложил
профессор. – Посмотрим, как будет развиваться процесс. Непосредственной угрозы
жизни я пока не вижу.
– Спасибо, – кивнула Маня и подхватила мопса.
– Поставь-ка его, – велел врач.
– Но собака падает! Не может ходить! – возразила Маня.
– Сейчас посмотрим, – улыбнулся Сергей Павлович, потом взял
из коробки очередной дропс и сказал: – Хучик, иди, милый, угостись!
Мопс засопел, попытался сделать шаг, покачнулся, но
удержался на лапах. Потом вздохнул и бочком-бочком начал подбираться к профессору.
– Ох и хитрый ты, парень! – засмеялся ветеринар. – Больше не
привозите его, смотрите, он уже наловчился – прямо идти не получается, так он
боком передвигается.
Я с сомнением покосилась на профессора. Может, он и великий
академик ветеринарных наук, но причины падений Хуча так и не нашел!
Через час я доставила Маню и Хуча в Ложкино. Мопс выглядел
невероятно довольным: утро не зря прошло, слопал не меньше двадцати конфет, а в
обычный день больше двух не выпросишь!
Утешив расстроенную Маню, я поехала в больницу, поднялась в
отделение и увидела на посту полную женщину в голубой хирургической пижаме.
– Вам кого? – сердито осведомилась она. – Посещения больных
с семнадцати.
– Я ищу Полину Жукову. Вы не в курсе, где она? – ангельским
голоском осведомилась я.
– Сама хотела бы знать, куда нахалка подевалась, –
разозлилась тетка. – Вот молодежь! На работу не явилась! Да я себе такого даже
в статусе старшей сестры не позволяю. Пусть только припрется, будет ей сюрприз!
Из зарплаты вычтут. Идите вниз, в холл, там ее и ждите. Не мешайтесь под
ногами, здесь больница, профессор рассвирепеет, если посторонних заметит.
Я вернулась на первый этаж, тупо просидела в продавленном
кресле два часа и вновь поднялась в отделение. На сей раз за столом сидела девочка
в белом халате, грудь ее украшал бейджик «Людмила».
– Жукова пришла? – бойко спросила я.
Людмила нервно оглянулась.
– Тс! Зачем она вам?
– Нужна, – обтекаемо ответила я, – по делу.
– Можете у меня информацию получить, – почти шепотом
предложила девочка. – Кто вас интересует? В какой палате лежит?
– Я хочу поговорить с Полиной.
– Ее нет, – неохотно призналась Люда.
– Еще не появилась?
– А вы ей кто? – вопросом на вопрос ответила медсестра.
– Жукову мне рекомендовал приятель, – начала я врать. –
Полина ухаживала за его парализованной мамой, и я хотела ей у нас работу
предложить.
Людмила скривилась.
– У Ирки Зайцевой спросите. Они дружат, небось Ирка знает,
куда Полька делась!
