Недурно, конечно, что правительство запретило курение в барах, думал Бэнкс, пробираясь по залу, но почему бы им не запретить еще и вход с собаками? Здесь у ног чуть ли не каждого посетителя возлежали четвероногие друзья. У Бэнкса тут же страшно зачесался нос.
— Может, сядем на улице? — предложила Эдвина. — Я бы с удовольствием выкурила сейчас сигаретку.
— Хорошая мысль, — обрадовался Бэнкс. Сигаретный дым он еще переживет, но не собак.
Отыскав свободный столик, они расположились в патио, откуда открывался прекрасный вид на город. Вечерело, холмы на горизонте отливали темной зеленью, и даже в тонкой куртке Бэнксу было тепло. Он предложил дамам присесть, а сам тем временем вернулся в бар за напитками. Эдвина попросила принести ей джин с тоником, а Энни — диетическую колу. Бэнкс же, внимательно изучив ассортимент разливного пива, заказал пинту «Тимоти Тейлора». Цены в «Лебеде» зашкаливали, и Бэнкс даже подумал, не попросить ли у них накладную, чтобы ее потом оплатили в бухгалтерии полиции. Правда, представив, как отреагирует на это суперинтендант Жервез, он передумал.
Загрузив поднос стаканами, он пробрался обратно к столику. Эдвина Сильберт уже курила и, увидев Бэнкса, жадно потянулась к стакану с джином.
— Вам вовсе не обязательно было сюда к нам ехать, — заметил Бэнкс. — Путь все же не близкий. Мы бы сами к вам прикатили.
— Глупости, — фыркнула Эдвина. — Я еще в состоянии проехать пару километров. Как только наш местный констебль сообщил мне о смерти Лоуренса, я тут же села за руль. А что мне оставалось делать? Не томиться же дома?
Если Сильберту было шестьдесят два, занялся мысленными подсчетами Бэнкс, то Эдвине сейчас за восемьдесят. А до Лонгборо километров триста, не меньше. Эдвина не выглядела на свой возраст. Собственно, как и ее сын, — Энни говорила, что, по мнению Марии Уолси из театра, Сильберту было пятьдесят с небольшим хвостиком. Видимо, моложавость у них в роду.
— Вы уже решили, где будете ночевать? — спросил Бэнкс.
— У Лоуренса, разумеется, — удивленно посмотрела на него Эдвина.
— Боюсь, это совершенно невозможно, — покачал головой Бэнкс. — Его дом сейчас — место преступления.
Эдвина едва заметно покачала головой. На ее глаза навернулись слезы.
— Простите, — сказала она. — Это все так для меня непривычно. Тут есть один неплохой отель, я однажды там останавливалась. Когда у Лоуренса шел ремонт.
— В «Бургундии»?
— Да-да, точно. Как думаете, у них остались свободные номера?
— Я сейчас проверю. — Энни вытащила мобильник и отошла в сторонку, чтобы позвонить.
— Какая милая девушка, — заметила Эдвина. — Я бы на вашем месте держалась за нее обеими руками.
— Она не… то есть мы вовсе не… — замямлил Бэнкс и наконец просто кивнул. Он не хотел вдаваться в подробности их отношений с Энни. — Вы с Лоуренсом были близки? — спросил вместо этого он.
— Да, — ответила Эдвина. — Вернее, надеюсь, что были. Я всегда хотела быть ему не просто матерью, но и другом. Его отец погиб в автокатастрофе. Лоуренсу тогда только что исполнилось девять. Он единственный наш ребенок. Я замуж потом так и не вышла… Когда Лоуренс отучился в университете, он, естественно, отправился путешествовать, и иногда мы не виделись целыми месяцами.
— Когда вы поняли, что он гомосексуалист?
— Я знала это с самой его юности. Сложно было не заметить. Не то чтобы он вел себя по-женски, — спохватилась Эдвина. — Нет, наоборот. Он был таким мужественным и сильным, обожал заниматься спортом. Прямо юный греческий бог. Но я по всяким мелочам давно все поняла. Он тщательно скрывал свои наклонности. Во время учебы в школе и Кембридже он изредка куролесил, но вообще-то я практически уверена, что до двадцати с лишним лет любовников у него не было. То есть никаких проблем с законом тут быть не могло. Он же был совершеннолетним.
— А вас его ориентация никогда не смущала? — поинтересовался Бэнкс.
— Нет, конечно! С чего бы это?
— Ну, иногда родителям сложно с этим смириться, — заметил Бэнкс, вспомнив отца Марка Хардкасла.
— Возможно, — пожала плечами Эдвина. — Но раз уж человек таким уродился, зачем пытаться его переделать? Это же бесполезно. С зебры полоски не смоешь. Это ведь тоже часть личности моего Лоуренса, его крест, его выбор. Его путь к любви. Я очень надеюсь, что он прошел его до конца.
— Не знаю, имеет ли это теперь значение, но мне кажется, что он нашел свою любовь, — попытался утешить ее Бэнкс. — Похоже, последние несколько месяцев он был совершенно счастлив.
— Да, когда появился Марк. Мне тоже так показалось. Ох, бедный Марк. Он с ума сойдет от горя. А где он? Вы с ним уже связались?
— Вы знали Марка? — пришел черед Бэнкса удивиться.
— Знала? О господи! Неужели и с ним что-то стряслось?
— Извините, я почему-то решил, что вам уже сообщили. Простите.
Бэнкс и сам не понимал, с чего бы глостерским копам рассказывать ей про Марка Хардкасла. Если бы Даг Уилсон их попросил, то они бы согласились, но он этого точно не сделал.
— Что с ним случилось?
— Мне очень жаль, но Марк тоже погиб. Судя по всему, покончил с собой.
Эдвина громко вздохнула и съежилась в кресле.
— Но почему? — печально произнесла она. — Из-за Лоуренса?
— Возможно, из-за него, — признался Бэнкс.
Энни вернулась и кивнула Бэнксу.
— Миссис Сильберт, мы заказали для вас номер в «Бургундии», — доложила она.
— Спасибо, милая, — ответила Эдвина, вытаскивая из сумочки носовой платок. — Вы уж простите меня, — сказала она, промокая глаза. — Реву тут как дурочка. Просто это уже как-то слишком. Неужели и Марка теперь тоже нет?
— Да. Простите. Он вам нравился?
Убрав платок, Эдвина отхлебнула джина и зажгла очередную сигарету.
— Да, очень. Он так хорошо относился к Лоуренсу. У них было совершенно разное детство, но, несмотря на это, оказалось столько общего!
— Например, любовь к театру? — уточнил Бэнкс.
— Мне приятно думать, что Лоуренс полюбил театр благодаря мне. Если бы я не стала торговать тряпками, подалась бы в актрисы. Он целыми часами торчал со мной за кулисами самых разных театров.
— Значит, его тянуло в театр?
— Да, верно. Там-то они с Марком и познакомились. Вы разве этого не знали?
— Мы вообще пока мало что знаем, — признался Бэнкс. — Расскажите, пожалуйста, про их знакомство.
— Перед Рождеством я приехала навестить Лоуренса, и он отвел меня в местный театр. Такое старомодное, но обворожительное местечко.
— Точно, — согласился Бэнкс.
— У них там как раз шла пантомима. Кажется, по «Золушке». В антракте мы спустились в буфет, и там Лоуренс разговорился с Марком. Я сразу заметила, что между ними пробежала искра, и решила оставить их на пять минут одних. Заявила, что мне нужно попудрить носик, и ушла, чтобы они могли спокойно обменяться телефонами. С этого все и началось.
