Энни не впервые участвовала в вооруженном рейде полиции. Несколько лет назад в Лондоне она дважды побывала на подобных операциях. Первая прошла гладко, вторая закончилась крайне неудачно. Началась пальба, и два человека погибли.
Сейчас, в этих хорошо знакомых местах, считай, в двух шагах от полицейского участка, Энни охватило странное чувство: неужели Бэнкс и вправду жил в одном из этих загородных домов, плотно стоящих в ряд стена к стене? Трудно поверить. Здесь все так обыденно. Вон черный кот пробирается между цветочными клумбами, а на другом конце улицы прохожие, направлявшиеся в магазин за покупками, останавливаются поглядеть, что происходит.
Энни молча сидела рядом с суперинтендантом Жервез в полицейской машине без опознавательных знаков и ждала, когда прибудет отряд быстрого реагирования. Она почти жалела, что не курит — хоть чем-то заняла бы время. А так Энни приходилось глазеть на коттеджи с застекленными верандами, палисадники с низкими заборчиками, лужайки, посыпанные гравием или засеянные травой, и пытаться представить, что Бэнкс когда-то здесь жил. Она не могла вообразить его в роли семьянина. Для Энни — несмотря на их короткий роман — он был стопроцентным одиночкой. А теперь и вовсе трудно сказать, кто такой Бэнкс: он очень изменился, в нем надломилось нечто столь существенное, что она сомневалась, сумеет ли он вообще выправиться.
Возле перекрестка с Маркет-стрит припарковались две «вольво». В каждой машине находились два сотрудника полицейского спецназа в полной боевой экипировке: новейшие пластиковые дубинки PR-24, жесткие наручники и баллончики со слезоточивым газом, да плюс к тому пистолеты «глок» и еще тазеры, похожие на мощные электрические фонарики. Вот только их заряд в пятнадцать тысяч вольт, пущенный метров с пяти, способен вырубить на месте любого. И никаких последствий, очухается и будет как новенький, потому-то полицейские часто их применяют. А в багажниках «вольво» припасены еще пистолеты-пулеметы «Хеклер и Кох» и еще кое-какие убойные средства.
Ракитовый проезд невелик, метров девяносто в длину, и заканчивается тупиком, так что автомобили полиции полностью перекрыли выезд. И две патрульные машины встали в дальнем конце.
Из окон уже начали выглядывать встревоженные жильцы.
У четырех спецназовцев имелся план дома, составленный со слов Джульет Дойл, на случай, если придется взламывать двери. Хотя это маловероятно, ведь Патрик Дойл с дочерью знали, куда отправилась Джульет, и ожидали визита полицейских.
Энни показалось, что среди спецназовцев есть женщина, хотя… во всей этой амуниции со спины не разберешь. Подъехала еще одна машина, оттуда вышел глава спецназа Майк Третовон, в разгрузке и бронежилете, коротко перемолвился со своими подчиненными и сел в машину к Энни с Жервез.
— Никаких изменений? — спросил он.
— Никаких, — ответила Жервез. — По нашей информации, они сидят на кухне и ждут нас.
— А кухня у них — где?
— С той стороны дома. Через прихожую, дверь с правой стороны.
Майк шмыгнул носом, кивнул и вернулся к своим людям.
Это не вооруженный захват заложников и не массовая перестрелка. Пока что вообще ничего не произошло, и операция обещает быть несложной. Отец, похоже, вполне контролирует поведение дочери, палить никто не собирается, так что местные констебли в форме просто постучат в дверь и крикнут, чтобы Патрик и Эрин Дойл выходили из дома. Как только они появятся, им велят положить пистолет на землю и отойти в сторону. Обилие вооруженных людей — не более чем стандартная предосторожность. Обычные в таких случаях повышенные меры безопасности. Снаружи коттедж выглядел абсолютно мирно.
Дело пошло не так с самого начала. На стук в дверь никто не отозвался.
Понятно, что все были слегка на взводе, как-никак в доме заряженный пистолет, но Энни понимала, что даже похмельная улитка уже успела бы доползти и открыть дверь. Неудивительно, что Третовон, выждав положенное время, отозвал местных констеблей и приказал двум спецназовцам двигаться к заднему входу, а двум другим — к переднему крыльцу. Энни мельком взглянула на Жервез: на лице — непоколебимая решимость, зубы стиснуты, губы, обычно изогнутые бантиком, легли упрямой красной чертой.
На призывы открыть дверь вновь никто не откликнулся, поэтому спецназовцы решили воспользоваться тараном. Дверь моментально поддалась, и два штурмовика буквально влетели в дом, наделав при этом изрядного шума. Потом все ненадолго стихло, и вскоре Энни услышала приглушенный вскрик и невнятное щелканье, похожее на быстрый стрекот цикады, а затем — крики, грохот и громкие голоса.
Они с Жервез выскочили из машины и бросились через палисадник, но суперинтендант Третовон с крыльца замахал руками, запрещая двигаться дальше, и сам вошел в дом. Энни слышала, как двое спецназовцев ломают заднюю дверь, опять раздались чьи-то вопли, треск, как будто разнесли в щепы стул или комод, и наконец — еще один громкий крик, но теперь кричал другой человек.
Сердце у Энни билось так тяжело и сильно, что, казалось, выскочит из груди. Ее всю трясло. Прошло неимоверно много времени, но все оставалось по-прежнему. В доме было тихо, только изредка доносились голоса штурмовой команды и хлопали двери. В конце концов на крыльцо вышли Третовон и два спецназовца, все трое направились к машине.
— Что случилось? — спросила у них Жервез.
Но Третовон только молча помотал головой. Энни не могла разглядеть его лица под защитным шлемом.
А полминуты спустя кто-то крикнул: «Отбой!» — и появился еще один спецназовец, неся в руках небольшую вещицу, завернутую в кухонное полотенце. Вот, подумала Энни, вся заваруха из-за этой вот штуки. Такой маленькой. И такой вредоносной. Спецназовец прошел совсем рядом, и Энни успела разглядеть, что на полотенце изображены Йоркширские долины. И сразу вслед за тем два оперативника вывели молодую женщину в наручниках, которая громко рыдала и явно была не в себе, — Эрин Дойл. Рядом завыла сирена «скорой помощи», уже подъезжавшая по Маркет-стрит.
— Вот дерьмо! — выругалась Жервез. — Ну мы и вляпались.
Глава вторая
— Итак, — начал заместитель главного констебля Рон Маклафлин, когда все расселись в зале заседаний, — что же мы имеем? Дом в Ракитовом проезде опечатан. Эрин Дойл в камере предварительного заключения, Джульет Дойл в больнице, у постели своего мужа. Едва ли мне нужно говорить вам, дамы и господа, что мы напортачили по полной программе и нас ожидает гигантская головная боль.
Маклафлин собрал совещание, чтобы разобраться в том, что уже произошло, и попытаться понять, что и кому предстоит делать дальше. Народу набилось много, царило всеобщее напряжение. Журналистов пока не было, но Энни ощущала, что воздух дрожит — где-то неподалеку уже бьют в тамтамы и поднимается в небо дым сигнальных костров.
Спецназовцы в простых серых футболках выглядели так, словно только что вернулись из тренажерного зала. Энни не ошиблась, среди них действительно была женщина. Энни встречала ее раньше в центральном управлении в Ньюби-Уиск, несколько раз они обменивались короткими вежливыми приветствиями, но Энни не знала, что та служит в отряде спецназначения. По счастью, Западный округ не нуждался в последнее время в их услугах. В этом подразделении совсем немного женщин, так что уровень ее подготовки должен быть чрезвычайно высок — отбор туда самый жесткий. У женщины было лицо сердечком, короткий ежик темных волос, большие глаза, нежный рот и смуглая кожа. Невысокая, крепкая, с накачанными мышцами. Энни поймала на себе ее взгляд и улыбнулась в знак поддержки. Та улыбнулась в ответ, чуть хмуровато, с оттенком смущенной признательности, и резко отвернулась. Один из спецназовцев, которого Энни видела впервые, казался бледнее других и сосредоточенно грыз колпачок шариковой ручки. Пальцы у него слегка подрагивали, и не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться — стрелял именно он, а после стремглав выбежал из дома и своротил цветочный бордюр. На вид парнишке никак не больше восемнадцати, но Энни понимала, что на самом деле ему лет двадцать пять, иначе он не успел бы отучиться положенный срок и пройти необходимую для спецназа физическую и психологическую подготовку.
