— Лиззи? — повторила Изабелла. — Я познакомилась с ней четыре года назад, когда приехала сюда. Я остановилась у друзей, которые снимали Ардлуссу, куда мы направляемся. Ее родители были в отъезде, а она осталась и занялась стряпней. Тогда ей было двадцать с небольшим. Что касается лобстеров и лангустов, тут она просто гений. Она ловила их сама. У нее свои собственные плетеные ловушки для раков. И она была знакома с несколькими людьми, нырявшими за гребешками.
А потом мы снова встретились, когда я приехала на уик-энд в Глен-Лайон. Лиззи наняли в качестве кухарки — именно этим она и занимается. А еще я несколько раз видела ее в Эдинбурге. Она очень компанейская. Хорошее чувство юмора. И абсолютно все умеет.
— Полагаю, иначе нельзя, если ты здесь живешь, — заметил Джейми. — Иначе тебя не надолго хватит. — Он передвинулся на сиденье: ему дул в лицо ветер, попадавший через открытое окно у Изабеллы. — Ты бы могла жить в таком месте, Изабелла?
Она задумалась. Казалось непростительным ответить отрицательно перед лицом такой красоты, которой отличалась здешняя природа, но она не могла сказать «да». Ей бы не хватало многого, что присуще городской жизни: общества, бесед, кафе.
— Не думаю, что смогла бы, — ответила она. — Я бы бездельничала.
— Наверное, это очень приятно — побездельничать, — сказал Джейми. — И подозреваю, что здесь у людей совсем другое чувство времени.
— Ты думаешь, что на островах время течет медленнее?
Он был в этом убежден. Джейми взглянул на часы. Он понятия не имел, который час, и так было все утро. В Эдинбурге его день был разделен на отрезки по полчаса: тридцать минут на ученика, потом столько же — на следующего. Сарабанды, пьесы для фагота и фортепьяно, арпеджио — столько нот, тысячи и тысячи нот.
Там по-другому. Когда занимаешься тем, что действительно доставляет тебе удовольствие, время проходит быстрее. И то же самое происходит, когда вокруг тебя стремительно движутся люди. Всё как будто ускоряется.
— Субъективное восприятие времени, — сказала Изабелла. — Когда нам десять лет, неделя тянется бесконечно долго. А теперь…
— Да, это очень странно, — согласился Джейми. — У меня было полно времени, когда я учился в музыкальном колледже в Глазго, и оно очень медленно проходило. А теперь неделя промелькнет за несколько минут.
— На то есть причина, — сказала Изабелла. — Это связано с воспоминаниями и с тем, как много ты делаешь. Когда делаешь что-то впервые, у тебя остается много воспоминаний. А позже все становится привычным…
— А тебе нечего вспомнить? — недоверчиво спросил Джейми.
— Нет, есть, но поскольку твоя жизнь становится более рутинной и лишь немногое представляется необычным, то не возникает ощущения, что нужно так уж много запомнить. И таким образом кажется, что время пролетело быстрее.
Он помолчал немного, вспоминая тот год в школе, когда его задирали, и он думал, что это никогда не кончится, а потом его обидчик внезапно исчез. Что-то случилось, и этот мальчишка просто испарился, как рассеивается кошмар, когда просыпаешься и осознаешь, что все это неправда.
Запомню ли я это, подумала она, каждую минуту здесь, в этом красивом месте, с ним — она посмотрела в сторону Джейми — и с ним? — она бросила взгляд через плечо, на Чарли. Зеленый шведский автомобиль вильнул вбок, чуть-чуть, и сразу же вернулся на дорожку, и они продолжили свое путешествие по острову, мимо испуганных черномордых овец и мимо земляных оград, мимо каменных стен, разделявших поля, — их построили много лет назад труженики, бедняки, имена которых теперь уже забыты.
Из Ардлуссы открывался вид на бухту с тем же названием, на лужайки, а дальше — на поле, полого спускавшееся к пирсу. За ним с холмов стекала река Лусса, разливавшаяся примерно на милю и впадавшая в море у Инверлуссы. Дом был построен в девятнадцатом веке и расширен в эдвардианскую эпоху. Это был бестолковый сельский дом, наполовину белый, с фасада, наполовину серый, сзади. Он находился в центре поместья, состоявшего из горы и небольших лесочков, где обитали олени, обеспечивавшие существование нескольким людям — семье, жившей в большом доме, паре лесников и фермерским работникам. Войдя в дом, вы попадали в холл, типичный для любого шотландского сельского дома. Это был уютный, обжитой холл, с тростями, шотландскими пастушьими палками с крюком и с погнутым пыльным зеленым зонтом для гольфа, который вряд ли защищал от непогоды даже во времена своей молодости. Если уж здесь начинал идти дождь, то лил долго и упорно — это были завесы из воды, которые низвергались из туч, налетавших прямо из Атлантики: горизонтальный дождь, вертикальный дождь, дождь, кружащийся во всех направлениях. А порой воздух просто был влажным, и тогда не видно было дождевых капель, просто взвешенная в воздухе влага, как из спрея, которой пропитывалась одежда. И сразу же появлялись мошки, которые презирали защитные кремы и лосьоны и кусали всех вокруг. Известно, что несчастные туристы бросались в реку, чтобы спастись от целых туч кусачих насекомых.
Лиззи встретила их у входа и провела на кухню. Она не была знакома с Джейми, и Изабелла заметила удивленное выражение ее лица. Правда, она сразу же тактично скрыла свое недоумение. Когда Джейми вышел в туалет, Изабелла сказала Лиззи:
— Да. Мы с ним вместе. И это наш ребенок. Лиззи заговорщицки улыбнулась:
— Я рада за тебя. Но где же…
— Где я его нашла?
Лиззи покраснела. Она не собиралась задавать такой вопрос, но подумала об этом. Изабелла была привлекательной женщиной, и вполне понятно, что ею интересуются мужчины, но чтобы такой красавец… Ну что же, в конце концов он кому-нибудь достался бы, и если Изабелле, то она заслуживает поздравлений.
— Он очень… — начала Лиззи, но снова умолкла.
— Да, — согласилась Изабелла. — И он милый. Джейми вернулся, и Лиззи приготовила чай для них троих. В этот день она испекла кекс данди,
[20]
и они захватили его вместе с чайным подносом в гостиную. На стенах висели пейзажи острова и старая карта, на столах лежали горы книг. Изабелла заметила биографию Оруэлла, написанную Бернардом Криком, и, взяв в руки, пролистала.
— Ты хочешь посетить Барнхилл? — спросила Лиззи. Она взглянула на Джейми, не уверенная, что он в курсе дела: — Там жил Оруэлл. Можно увидеть комнату, в которой он написал «1984».
— Мы можем ее увидеть? — заинтересовался Джейми.
Лиззи кивнула:
— Да. И знаете, он бывал также и в этом доме. Вот в той комнате. В те дни в этом доме жил мой дедушка, и Оруэлл обычно беседовал с ним о том, каково это — быть в плену у японцев. Некоторые считают, что именно отсюда у Оруэлла появилась идея этих ужасных пыток — часть «1984» под названием «Камера 101». Робин Флетчер, мой дедушка, рассказывал ему о том, что творилось в лагере. Японцы ужасно жестоко обращались со своими пленными.
