Изабелла подождала, и он продолжил.
— Это моя вина, — спокойно произнес он. — Я лично поручился за друга, который участвовал в выкупе доли в компании, в которой служил. Все казалось очень надежным, когда я согласился за него поручиться, но какой-то бухгалтер в цепочке намеренно исказил денежные обязательства, и теперь мой друг будет разорен, если я не достану денег. Он потеряет свой дом — и всё. А я — крестный отец его сына.
Изабелла молчала. Все это звучало очень убедительно, и пока она думала, как несправедливо судила об Уолтере, она услышала, как у нее за спиной открылась дверь. На пороге стояла миссис Бьюи с подносом в руках. Подойдя к журнальному столику, она поставила на него поднос и взглянула на Изабеллу.
— Эта картина — не подделка, — сказала она.
— Мама…
Миссис Бьюи подняла руку. Она метнула сердитый взгляд на сына, который замолчал, видя, что она недовольна.
— Вы считаете, что мы могли бы попытаться продать подделку? Вы действительно так думаете, мисс Дэлхаузи?!
Изабелла ощутила, насколько мать Уолтера возмущена таким предположением, и сказала примирительным тоном:
— Нет. Простите, я так не считаю. Но ведь вполне возможно, не так ли, продать подделку, искренне считая ее подлинником? Я вполне могу себе представить, как такое случается со мной. Я могла бы продать то, что считала бы…
Миссис Бьюи покачала головой:
— При всем уважении, мисс Дэлхаузи, это случается только в том случае, когда кто-то мало знает о художниках. Я долгое время знаю Эндрю Мак-Иннеса. Очень хорошо знакома с его работами. Вероятно, никто так не разбирается в его творчестве, как я.
— Знала его, — поправил Уолтер Бьюи. — Знала его, мама.
Она не обратила внимания на то, что ее перебили.
— И я уверяю вас, что картина, купленная Уолтером, — подлинная. Это работа Эндрю Мак-Иннеса. Вне всякого сомнения. — Она сделала паузу. — И вот еще что. Именно эта картина Мак-Иннеса действительно очень хороша. Гораздо лучше того, что он писал десять лет тому назад. Гораздо лучше.
— Она не подписана, — заметила Изабелла. — И не покрыта лаком.
— Это потому, что у него не хватило времени, — пояснила миссис Бьюи. — И больше за этим ничего не кроется.
Последовало молчание. Изабелла нахмурилась. Она была заинтригована словами миссис Бьюи. Что она имела в виду, когда выразила мнение, что эта картина лучше всего, что было написано за десять лет до того? Она решила это выяснить.
— Значит, вам известно, когда она была написана?
Этот вопрос застал миссис Бьюи врасплох, и она растерялась.
— Я не знаю наверняка…
— Но вы же сказали, что у него не было времени покрыть ее лаком, — настаивала Изабелла. — Простите, что спрашиваю об этом, но откуда вы знаете?
И тут Изабеллу осенило. Это же так очевидно. Эндрю Мак-Иннес не умер: «Я долгое время знаю Мак-Иннеса». Люди, подобные миссис Бьюи, с ее способностью точно выражать мысли, не путают времена.
— Он жив, не правда ли? — Изабелла заговорила так тихо, что едва слышала свой собственный голос. Но миссис Бьюи услышала ее, и Уолтер тоже. Он вздрогнул и резко повернулся к матери.
— Да.
Уолтер взглянул на Изабеллу.
— Возможно, мама неважно себя чувствует, — пробормотал он.
— Я прекрасно себя чувствую, — ледяным тоном возразила миссис Бьюи. — Да, Эндрю Мак-Иннес жив. Вы считаете, мисс Дэлхаузи, что вам многое известно, но, к сожалению, я должна сказать, что в свете того, что известно мне, на самом деле вы знаете очень мало. Если бы вы потрудились сходить в библиотеку и почитать газеты, то увидели бы там сообщения на эту тему. И прочитали бы, что тело Эндрю Мак-Иннеса так и не было обнаружено. Предполагалось, что его засосало в этот водоворот, но это не так. Он добрался до берега, после того как его лодка опрокинулась, и именно тогда ему пришло в голову, что у него есть идеальный шанс начать с чистого листа — под видом кого-то другого. И кто может винить его за это?
Воцарилась тишина.
— Итак? — продолжила миссис Бьюи. — Вы можете его винить?
— Нет, — ответила Изабелла. — Я могу понять.
По-видимому, миссис Бьюи осталась довольна таким ответом.
— Это уже кое-что, — сказала она и повернулась к сыну: — Эту картину, Уолтер, которую ты купил по глупости, прислала на аукцион «Лайон энд Тёрнбулл» я. Да, я.
— Ты могла бы мне сказать. Могла бы сказать, что… И насчет Эндрю.
— Не могла, — возразила она раздраженным тоном. — Я не могла открыть тебе то, что обещала хранить в тайне. Никто не должен был знать, что Эндрю жив.
Уолтер покачал головой, не в силах поверить.
— И ты позволила мне предложить эту картину другому человеку — мисс Дэлхаузи, — хотя прекрасно знала, что эта картина не то, за что я ее принимал.
— Она именно то, за что ты ее принимал, — ответила миссис Бьюи. — Ты никого не обманывал. А если бы ты сказал мне, что собираешься ее покупать, вместо того чтобы решать самому, то не оказался бы в подобном положении. Почему ты вдруг вбил себе в голову, что хочешь купить Мак-Иннеса? Почему не обсудил это со мной? Тогда я бы тебе сказала. И отговорила бы тебя.
Изабелла подумала, что знает ответ. Уолтер Бьюи пытался вести свою собственную жизнь, что было трудно, поскольку в доме еще находилась миссис Бьюи. Она прониклась к нему сочувствием: он не казался слабым человеком, но когда дело касалось его матери, был все еще мальчишкой. Картины на стенах принадлежали его матери, они были куплены ею. Может быть, ему хотелось иметь что-то свое.
Таков был Уолтер. Но его мать — это совсем другое дело. Она так непохожа на заговорщицу, что Изабелла недоумевала, каким образом ее втянули в этот обман.
— Почему Эндрю Мак-Иннес связался с вами? — спросила Изабелла. — Если он хотел исчезнуть насовсем — тогда зачем же…
Миссис Бьюи резко оборвала ее:
— Не знаю, известно ли вам, что я была его… пожалуй, это можно назвать покровительницей. Я покупала его картины до его исчезновения и поддерживаю Эндрю последние восемь лет или около того — не очень значительно, но все же поддерживаю. Ему нужны деньги на ортопедическую операцию, которой долго дожидаться в Государственной службе здравоохранения. Он испытывает боли, и операцию можно сделать частным образом, когда он захочет. Вот я и устроила так, что пара его картин была продана. — Миссис Бьюи сердито взглянула на Изабеллу: — Я не предполагала, что кто-то создаст нам сложности, сделав вывод, что эти картины — подделки. Это не подделки.
Уолтер Бьюи пристально смотрел на мать, и его нижняя губа дрожала.
— Ты бы могла мне сказать, — с упреком произнес он. — Могла бы сказать, что он жив. А ты ничего не сказала. Но ты же видела эту картину.
