19
Часы показывали четверть седьмого вечера. Сидя на краю постели, я тупо смотрел на телефонный аппарат, стоявший рядом на ночном столике, говоря себе, что пора раздеться и принять душ. Пора наконец собраться, убедить себя, что работы очень много, и остаться в отеле – по крайней мере на эти выходные.
Предполагалось, что я сяду на семичасовой авиарейс, а через час буду уже в Сан-Франциско. Марисса всегда встречала меня у трапа самолета. Нужно было позвонить ей из суда, во время перерыва на ленч, но голова была слишком забита мыслями о процессе, чтобы думать о выходных или той лжи, которую предстояло сказать.
Отличное оправдание, чтобы тянуть с принятием решения. Оно позволяло считать, что звонить не нужно, и я сделаю то, что собирался – то есть сяду в самолет, улечу домой на выходные и буду вести себя так, будто вчера вечером у нас с Джули Эванс ничего не было.
Сняв трубку, я быстро набрал номер и глубоко вздохнул, услышав длинный гудок. Унылый взгляд неуверенно блуждал по комнате. На столе грудились сваленные как попало тетради и папки с бумагами, оставшиеся от вечерней подготовки к очередному заседанию, некоторые изученные до конца, другие – отложенные в самом начале.
К моменту, когда Марисса ответила, в голове осталась лишь одна мысль: сопоставление ожидавшей меня напряженной работы и расслабленного отдыха в уютном доме в Сосалито. Пришлось сделать усилие, чтобы не показаться чересчур огорченным.
– Хорошо, что я тебя застал. Боялся, что ты могла уехать из дома.
Марисса казалась понимающей, полной сочувствия и не слишком огорчилась из-за моего отсутствия. Забыв про грустные раздумья, я вдруг подумал, что меня больше бы обрадовала ее обида.
Лежа в постели, я смотрел в потолок, расслабленно думая, что все прошло совсем не так трудно, как я опасался. Эта легкость рождала сомнения, не заподозрила ли Марисса, что я решил встретиться с кем-то еще? Мысль не слишком честная. Как будто не верить мне – проступок менее серьезный, нежели водить ее за нос или открыто предавать.
Впрочем, я уже привык к своему несовершенству, давно научившись в упор не замечать его. Видимо, в этом состояла причина, по которой мне так не понравился тон, с каким, приглашая меня в Санта-Барбару, Джули спросила, поеду ли я в Сан-Франциско. Казалось, напомнив о моих личных проблемах, она испытывала некое удовольствие.
Выйдя из «Шато-Мармо», я замер в желтоватых лучах теплого закатного солнца, ожидая появления белого «мерседеса». Джули обещала подобрать меня ровно в семь. К девяти мы планировали оказаться в Санта-Барбаре. Пробежав пальцами по шершавому пальмовому стволу, я стряхнул с ладони несколько кусочков коры. Потом лениво прошелся по тротуару туда-сюда, поглядывая на улицу. Попинал ногой сумку, сдвинув ее по мягкому асфальту на несколько дюймов, и взглянул на часы. Джули опаздывала на десять минут. Не думая ни о чем, я наблюдал, как под бледно-лиловым небом медленно удлиняются тени от пальм. Подождав еще немного, вернулся в холл и подошел к бару.
Я выпил порцию виски и направился к выходу, когда мне сообщили, что звонила Джули.
– Госпожа Эванс просила перезвонить по этому номеру, – сказал клерк, мельком заглянув в свои записи.
Передав квадратный кусочек бумаги с вензелем «Шато-Мармо», он указал в сторону телефонной кабины у дальнего угла стойки. Я шагнул в указанном направлении, однако тут же остановился, скомкал листок в руке и вернулся в бар. Можно поймать такси и успеть на самолет. Я выпил еще виски. Самолеты на Сан-Франциско летают каждый час. Хотя была пятница, я мог рассчитывать на свободное место. Не успев зарегистрироваться на свой рейс, я определенно попаду на следующий. Даже прилетев в полночь, я имел бы в запасе два выходных, а после всего, что произошло за неделю, было бы весьма неплохо провести дома целых два дня.
От меня требовалось лишь позвонить в авиакомпанию.
Я взглянул на часы и взял еще виски. Было восемь вечера. Опрокинув в себя очередной стакан, я пошел к телефонной кабине.
Секунду поколебавшись, набрал номер и услышал длинные гудки. Я ждал.
– Извини за сегодняшний вечер, – торопливо оправдалась Джули. – Возникли кое-какие дела. Хотела бы, но не могу освободиться рано.
В интонации не было сожаления, и я не почувствовал особого желания идти ей навстречу.
– Я пока на студии, – не дождавшись ответа, пояснила Джули. – И буду на месте еще час. Приехать смогу не раньше девяти тридцати.
Она помолчала, ожидая услышать, что это будет в самый раз.
– Приедем на место около полуночи, – осторожно добавила она. Я продолжал молчать, и настроение Джули заметно упало. – Можем дождаться и выехать утром… Или вообще не ездить.
– У меня хватает своей работы, – наконец ответил я. – Может, завтра… Наверное, нам лучше созвониться утром.
Теперь молчание повисло на ее стороне. Я отчетливо слышал медленно повторявшийся стук. Карандаш или ноготь негромко выстукивал ритм обо что-то твердое – металл или стекло.
– Думаю, я поеду ночью, – неожиданно сказала Джули. – Мне нужно уехать отсюда, и я люблю водить по ночам.
Мы снова пересекли полосу молчания – безмолвную проверку обоюдного желания.
– Как я сказал, у меня есть работа и…
– Я буду на месте еще час или около того, – тихим, спокойным голосом сказала Джули. – Если передумаешь…
Еще оставалось время попасть на самолет до Сан-Франциско. Я посмотрел на стоявшую рядом сумку и вдруг понял, что на поездку куда-либо нужна энергия, которой во мне уже нет. Взявшись за ремень, я повесил сумку на плечо.
Вернувшись в комнату, я сел на кровать и мрачно посмотрел в окно. В затянутых мелкой сеткой оконных проемах метался свет. Из груди сам собой вырвался вздох или стон. Нагнувшись, я развязал шнурки на ботинках.
Упав в постель, я закрыл глаза, едва соображая, что остался один и ничего не должен делать. Сознание постепенно освобождалось от всего, что волновало днем, оставляя во всем теле ощущение тепла. Я лежал неподвижно, чувствуя, как медленно уходит накопленное за день напряжение.
Когда мои глаза вновь открылись, в комнате было темно. На окна время от времени падал свет с улицы. Гадая, сколько прошло времени – несколько минут или целый час, – я включил лампу и понял, что еще не поздно. Пошарив в кармане, вытащил смятый листок с телефонным номером.
На звонок никто не ответил. Джули ушла, и, вероятно, навсегда. Может, она продолжает ждать Стэнли Рота – но явно не меня. С этим нельзя было ничего сделать, да оно и к лучшему. Несмотря на все сделанные ошибки, я сказал Мариссе правду: я остался в Лос-Анджелесе и собирался от души поработать. Пока все нормальные люди отдыхают, я буду гнуть спину над схемой защиты Стэнли Рота, изо всех сил стараясь спасти его жизнь.
Ничто не успокаивает так, как добродетель, – после того, как упустил последний шанс.
