Стоит ли упоминать о такой мелочи, как финансовое
благополучие? Увы, в России ученые, если, конечно, они не работают на оборону,
получают копейки, оклада Эрика едва хватало на соль, хлеба на него уже нельзя
было купить. Когда Нина основала институт и стала ректором, она записала мужа в
заместители по научной работе. Сейчас Лаврентьев сидит на большом окладе, и в
конце каждого месяца в семье разыгрывается комедия. Эрик получает в бухгалтерии
конверт, расписывается в ведомости и торжественно несет жене ее же деньги.
– Солнышко, – говорит профессор, – это тебе на хозяйство.
Нинуша многословно благодарит супруга и демонстративно
кладет купюры в ящик письменного стола. Одно время я сомневалась: неужели
доктор наук не понимает, что огромную сумму ему платит собственная супруга? Но
потом убедилась: Эрик – сущий ребенок, как все дети, он эгоистичен и занят лишь
собой. Впрочем, справедливости ради следует отметить: Лаврентьев не жаден, не
делает заначек, не конфликтен, не притязателен ни в еде, ни в одежде, считает
Нину авторитетом во всех вопросах, никогда с ней не спорит, не имеет
собственного мнения, не изменяет жене, и вообще он шагу не ступит без ее
согласия.
На моей памяти Эрик лишь однажды устроил скандал, и это было
связано с выбором места под строительство загородного дома Лаврентьевых. Нина
приглядела замечательный участок в относительно тихом месте – в лесу около
озера. Подруга настолько была уверена в согласии мужа на облюбованный ею
участок, что даже не рассказала ему о том, где возведут здание. А вот мне,
приехавшей в гости, Нина принялась демонстрировать фотографии местности. Во
время изучения снимков в гостиной раздался голос Эрика:
– Я категорически против.
Я от неожиданности икнула, а Нина с изумлением спросила:
– Милый, что ты сказал?
– Я категорически против, – решительно повторил муж.
– Против чего? Строительства дома? – оторопела она. –
Боишься хлопот? Не волнуйся, я сама решу проблемы с рабочими.
– Мне не нравится участок, – заявил профессор. – Я давно
нашел другой.
На короткое мгновение Нина лишилась дара речи, затем
осторожно осведомилась:
– Что ты сделал?
– Минуточку… – буркнул ученый и, проявив небывалую прыть,
побежал в кабинет.
– Он заболел? – в ужасе повернулась ко мне Нина.
Я растерянно пожала плечами, но ответить не успела – Эрик
примчался назад с картой Подмосковья под мышкой.
– Смотрите внимательно, вот деревня Киряевка, – захлебываясь
словами, затараторил Лаврентьев. – Я хочу жить там!
– Милый, – нежно возразила Нина, – оцени, в какое захолустье
ты нацелился.
– Это совсем близко, – не дрогнул муж, – двадцать пятый
километр от столицы.
– По Ленинградке! – фыркнула я. – Эта магистраль постоянно
забита. Да еще в сторону от нее сколько ехать!
– Киряевка… – подхватила Нина. – Ничего себе названьице!
– Сомневаюсь, что вам удастся провести в новое здание
водопровод и газ, – в унисон ей пела я. – Эта, извините за выражение, Киряевка
– богом забытая деревенька, вокруг ничегошеньки, кроме леса, нет. Нина нашла
место намного лучше.
– Нет! – стоял на своем Эрик.
– Послушай, – Нина, не привыкшая к возражениям мужа, начала
выходить из себя, – чем тебе это идиотское село приглянулось?
Эрик ткнул пальцем в карту.
– Здесь есть кладбище.
– Вот здорово, – воскликнула я, – жизнь у погоста! Хотя,
если с другой стороны посмотреть, там тихо. Ну разве какое привидение забредет,
завоет в полночь под окном.
Эрик сердито зыркнул на меня:
– Заткнись! Дай сказать!
Я прикусила язык. Похоже, профессор впал в крайнюю степень
возбуждения, до сих пор он никогда никому не грубил.
– Солнышко, может, врача вызвать? – забеспокоилась Нина.
Эрик набычился.
– Я пишу книгу про историю рода Варваркиных, – завел он
голосом лектора, – меня давно интересовала эта семья, корнями уходящая в
десятый век.
– Офигеть! – пискнула Арина, до сей поры молча наблюдавшая
за скандалом.
– Последний представитель семьи Панкрат Варваркин, – не
обращая внимания на дочь, продолжал Эрик, – был книголюб, хранил уникальную
коллекцию изданий, собранных его дедом и отцом, но никому ее не показывал.
Старинные тома требуют особых условий содержания, им вредны яркий солнечный
свет и высокая влажность, поэтому коллекционер построил в усадьбе специальное
хранилище, куда не допускал ни одного постороннего. Современники говорили, что
собрание Варваркина лучшее в мире.
– Но как они могли судить о нем, если хозяин не
демонстрировал книги? – задала справедливый вопрос Арина.
– Варваркины составили каталог коллекции, – терпеливо
пояснил отец, – подробно описали все сокровища.
– Фу! – поежилась Арина. – А вдруг они все придумали?
– И как тебе такое пришло в голову! – возмутился историк. –
Ученые никогда не лгут.
– Ага, а ангелы не писают, – захихикала Ариша. – Папа,
соврать способен любой, в особенности если хочет прославиться.
Эрик на секунду зажмурился, а потом сурово сказал:
– Считай, я не слышал твоего заявления! Иначе я могу
разочароваться в дочери.
– О, так, значит, ты помнишь, кто я, – с подростковой
вредностью констатировала Арина. – Это радует. Обрати внимание, я не требую
назвать мой возраст и озвучить имя, просто счастлива, что отец, великий
человек, помнит: у него есть дочь. Кстати, кто из двух присутствующих тут
блондинок твоя жена?
Эрик уставился на Нину, щеки его покраснели.
– Арина, замолчи! – гневно оборвала девочку мать.
– Отлично, ма! – сказала дочь. – Я нема, глуха, слепа, тупа
и полна почтения к великому человеку – своему отцу.
Эрик, не обращая внимания на откровенное хамство Арины,
продолжил:
– Панкрат обладал уникальными произведениями. Такими, о
которых ранее никто не знал. Ну, например, «Летописью монаха Аристарха». Это
потрясающий документ. Взглянуть на него – мечта любого историка.
