Я припарковала машину в просторном дворе, вошла в холл дома
и чуть не наступила на кота Венедикта, который нагло развалился у галошницы.
– Мяу, – лениво отозвался Веня.
– Извини, дорогой, но ты сам виноват. Следовало встать при
виде гостьи, – сказала я котяре, снимая обувь.
– Мрр, – незлобливо откликнулся британец.
– Да ты похудел, – констатировала я. – Что, на диету
посадили?
– Врач велел перевести его на корм для тучников, – объяснила
домработница Валя, высовываясь в прихожую. – Здрассти, Дарья, как доехали?
– Спасибо, отлично, – сказала я. – Видно, хорошо еда
действует, раз Венедикт столь сильно изменился.
– Только внешне, – хмыкнула Валентина, – внутренне он еще
пофигистее стал.
– Неужели это возможно? – засмеялась я. – По-моему, лень
родилась намного раньше Венедикта! А что тут у вас происходит?
Валентина работает у Нины не первый год, стала как бы членом
семьи, поэтому позволяет себе иногда весьма откровенные заявления.
– Дурдом! – фыркнула она. – Хозяин вообще… слов нет… Короче,
увидите сами.
– Нет! – заорали в глубине дома. – Сказал же: через мой
труп!
– Во! – подняла палец Валя. – Началось!
– Что? – испугалась я. Однако мне сегодня не везет: удрала
от скандала из Ложкина и заявилась в Киряевку в разгар ссоры. Хотя,
согласитесь, чужая свара не столь душевно травматична, как выяснение отношений
в собственном доме.
– Папа, надо же посмотреть, что там, – прозвенел голос
Арины.
– Никогда! – завизжал в ответ Эрик.
Валентина, забыв про меня, растворилась в коридоре, а я,
поколебавшись, пошла в гостиную, откуда и доносились звуки беседы на повышенных
тонах. Думаю, Нина обрадуется моему появлению: обычно распри стихают, когда в
дом приходит гость, мало кто из хозяев захочет ссориться в присутствии даже
очень близкого друга.
Но мой расчет не оправдался – никто из Лаврентьевых должным
образом не отреагировал на мое бойкое: «Здравствуйте!» – произнесенное
преувеличенно весело.
– Вот, пусть она тебе скажет! – немедленно заявила Арина. –
Даша, папа просто обязан вскрыть тайник! Ведь так?
Я в растерянности посмотрела на Нину. Но та даже не
повернулась в мою сторону.
– Эрик, институт переживает не лучшие времена, – очень
серьезно проговорила подруга, в упор глядя на супруга. – Появилось огромное
количество высших учебных заведений, у вчерашних школьников большой выбор, мне
пришлось понизить плату за обучение, чтобы привлечь абитуриентов. А это
повлекло за собой уменьшение общего финансирования вуза. Тем не менее зданию
необходим ремонт. Прекрати это идиотство!
– Чушь! – заорал Эрик.
Я с изумлением уставилась на профессора, поскольку впервые
лицезрела его в подобном виде. Ученый всегда тщательно одет, даже дома носит
брюки, рубашку, жилет и очень часто повязывает шейный платок. За долгие годы
дружбы, я не замечала на его щеках трехдневной щетины, а волосы Эрик тщательно
причесывает и даже, кажется, слегка скрепляет лаком. Эрик похож на
профессора-гуманитария из западных кинофильмов: он не способен забить гвоздь,
умрет от голода рядом с холодильником, забитым едой, начисто забывает о праздниках
и днях рождения родственников (впрочем, о своем тоже не вспомнит). Однако в
разных ботинках историк никогда из дома не выйдет. Да, его рубашки далеко не
модны, Эрик не изучает глянцевые журналы, которые ныне выпускают и для мужчин,
ширина штанин его не волнует, но сорочку и брюки профессор наденет чистые и
выглаженные, а парфюмерии у него даже больше, чем у нашего франта Дегтярева. Но
сейчас Эрик был облачен в мятую темно-серую пижаму. Красный от гнева, шевелюра
вздыблена, а на лице выражение собаки, которая увидела, как в квартиру входит
кошка с автоматом Калашникова в лапах.
– Нет, нет и нет! – надрывно повторял он. – Хоть убейте! Ни
за что!
– Ты никогда о нас не думал! – зарыдала Арина и выбежала из
комнаты.
Эрик вздрогнул и тут заметил меня.
– Здравствуй, – вполне нормальным голосом сказал он. Потом
вдруг глянул в зеркало, висевшее над камином, и, ткнув пальцем на свое
изображение, ахнул: – Это кто?
– Ты, – уточнила я.
– В пижаме!? – попятился он.
– Уютное, домашнее одеяние, – решила я приободрить Эрика.
– Кошмар! – Он схватился он за голову и вылетел вон.
– Что у вас происходит? – повернулась я к Нине.
Подруга села на диван, подобрала ноги и как-то потерянно
произнесла:
– Не поверишь, он нашел библиотеку.
– Где? Когда? Неужели и правда там есть древние манускрипты?
– принялась я расспрашивать подругу.
Нина пожала плечами.
– Ты знаешь, Эрик очень педантичен. У него было много бумаг,
и в конце концов он сумел расшифровать дневниковые записи Панкрата Варваркина.
В них вроде бы указывалось: вход в хранилище около столетнего дуба, который
растет на кладбище.
– Не очень свежая информация, – перебила я. – Насколько
помню, последние лет пять Эрик изучал именно погост.
– Верно, – кивнула Нина. – Все дело в том, что там рос дуб,
но вокруг него – ничего, никаких следов клада. А потом муж раздобыл старинный
план захоронений и понял: было еще одно дерево. Но его спилили во время
Отечественной войны, в сорок первом году. Тут же немцы были, ну вроде они дуб
на дрова и порубили. Короче, Эрик туда пошел. Кстати, это совсем и не кладбище…
– Извини, не понимаю.
Нина глубоко вздохнула.
