И на этот раз речь шла о лесе. Оба этих одинаковых досье, касающихся сделки, были переданы ему, Сеттиньязу, с одной стороны, Субизом, с другой — Черным Псом, швейцарцем, в соответствии с двойной системой контроля, введенной Ребом.
Но это не все: некая франко-итальянская компания четыре года назад уступила пятьдесят один процент своих акций типично климродовской фирме, находящейся в Панаме.
Сеттиньяз, чем дальше, тем больше заинтригованный, продолжил поиски.
И вдруг выскочило имя человека, о котором он практически ничего не знал: Хайме Рохас. Рохас оказался управляющим аргентинской компании, которая сотрудничала с русскими. Он был также юридическим и финансовым советником той панамской компании, которая проявляла интерес к лесам Черной Африки. И все тот же Рохас в Канаде подписал добрый десяток договоров.
По всем признакам он был из Приближенных Короля. Только в его случае не существовало никакой папки с надписью «Строго конфиденциально — Передать в собственные руки», а тем более пресловутого досье с пометкой «Особое», сделанной красными чернилами.
В принципе это означало, что данный персонаж играл очень незначительную роль. Но противоречие было очевидным. «И поскольку я не могу поверить, что Реб допустил ошибку или забыл что-то…»
В опустевших кабинетах (он всегда дожидался, пока останется один, чтобы заняться своими розысками, и потому на них ушло несколько недель) Сеттиньяз снова и снова бросался на штурм загадки. Стал собирать все сведения о Хайме Рохасе. Его имя всплыло еще четырнадцать раз, то есть среди данных о четырнадцати различных компаниях. Этот Рохас много разъезжал: помимо СССР, бывал в Скандинавии и Африке, появлялся в Индонезии, Индокитае и Китае, принимал также участие в проведении важных операций в Южной Америке, в частности в Венесуэле. В большинстве случаев его вмешательство в той или иной мере касалось сельского хозяйства, лесоводческой сферы, но дважды он сыграл определенную роль в довольно запутанной сделке, связанной с фарфоровой глиной, и в выкупе целого ряда бумажных фабрик во Франции. Его путь очень часто перекрещивался с маршрутами Приближенных Короля: с Ханем — в Китае и Индонезии, Субизом и Несимом — во Франции и странах Востока, с Сантаной — в Венесуэле, Этель Кот — в Африке, Эрни Гошняком — в Скандинавии. И другими. Но человек этот оставался на редкость незаметным. И лишь случайное упоминание Франсиско Сантаной восьми миллионов деревьев позволило Сеттиньязу извлечь его имя из памяти компьютера, хранящей более тридцати пяти тысяч различных фамилий.
Он почувствовал, что напал на крупную дичь…
В течение лета 1965 года Климрод так и не появился. Осенью и зимой тоже. Насколько было известно Сеттиньязу, в 1966 году он трижды приезжал в Нью-Йорк. Тот год, кстати, был особенно урожайным по части создания новых компаний: их число, по данным Сеттиньяза, превысило полуторатысячную отметку. Не проходило ни одного рабочего дня, чтобы кто-то из Черных Псов не принес новое досье, и именно в это время организаторские способности Дэвида Сеттиньяза особенно пригодились. С отпуском у него ничего не получилось, и пришлось даже увеличить количество сотрудников, а за неимением мест подумать о новом переселении, несмотря на удобства, связанные со все более широким использованием компьютера. Но Реб покачал головой!
— Не нужно, Дэвид. На вас сейчас обрушилась большая волна. Скоро она начнет спадать.
Заваленный работой, отнимавшей у него до пятнадцати часов в сутки, Сеттиньяз уже не успевал разгадывать тайну Хайме Рохаса, хотя дело это и так застыло на месте, так как на протяжении нескольких месяцев имя аргентинца больше не всплывало нигде. Казалось, он перестал служить у Климрода, что, возможно, и было решением загадки.
«Но затем во мне сработал обычный рефлекс, свойственный всем подчиненным Реба. Я подумал: „А если он просто хотел ввести меня в курс дела… И ждал молча…“
Это случилось в октябре 1967 года».
В телеграмме, полученной Сеттиньязом, было указано место встречи: Хантс Лейн, то есть Бруклин Хайтс, на другой стороне Ист-Ривер. Это был адрес элегантного, типично аристократического дома прошлого века, из окон которого открывался великолепный вид на Аппер-Бэй и Манхэттен. «Спросите Али Данаан». Фамилия звучала по-ирландски, имя же могло принадлежать как мужчине, так и женщине. Улица была засажена деревьями, что не так часто встречается в Нью-Йорке, а Али Данаан оказалась молодой женщиной, высокой брюнеткой потрясающей красоты. Сразу было видно, что это художница, Она вышла к Сеттиньязу чуть ли не с кистью в руке, во всяком случае, в блузе, красиво заляпанной разноцветными пятнами. Открыв ему дверь, красавица встретила его ослепительной улыбкой.
— Он вышел, но должен скоро вернуться, — сказала она. — Подождите, пожалуйста. Не хотите ли, случайно, побыть ангелом?
— Ангелом?
Пройдя вперед, она привела его, поигрывая бедрами, в красивую мастерскую. На мольберте стояла картина — хитросплетение кругов и штрихов, сквозь которые проглядывали контуры детского лица.
— Мне нужен ангел, здесь, в середине, или чуть поодаль. Но вы рыжий. Кто когда-нибудь слышал о рыжем ангеле?
— Я не рыжий, — с досадой ответил Сеттиньяз. — Я рыжеватый блондин.
— Спорный вопрос. Но как бы то ни было, вы любите крепкий кофе, хорошо прожаренный, но не пережаренный бифштекс, жареные грибы с мясом, клубнику «а ля Шантийи» и бургундские вина. Так мне показалось. Мы заказали, кстати, несколько ящиков «Бонн-Мара» — он сказал, что это ваше любимое вино. Обед будет готов через полтора часа. Присядьте же. Будьте как дома. Он предупредил меня, что вы довольно чопорный человек. Если вам позвонить или принять душ, не стесняйтесь. Я закончу своего ангела и буду в вашем распоряжении. По правде говоря, в вас действительно есть что-то ангельское…
Она мило улыбалась ему. Опять повторилась старая история: в очередной раз Дэвид Сеттиньяз столкнулся с женщиной, ничего не зная о ее отношениях с Ребом. Она даже не называла его по имени, каждый раз говорила «Он», но все же было сказано: «Мы заказали…» — что предполагает хоть какую-то близость. «А я и понятия не имею, под каким именем она его знает! И, оказывается, я должен здесь обедать, все уже подготовлено, вплоть до „Бонн-Мара“, моего любимого вина, этот бес запомнил название!»
— Мне нужно позвонить, — сказал Сеттиньяз, — и отменить другую встречу.
— Кабинет выше этажом. Он предупреждал, что вам надо будет позвонить. Я приготовила большой бокал мартини, как вы любите!
Он поднялся и вошел в белую почти пустую комнату, где было восемь телефонных аппаратов, стол, два стула, несколько десятков книг на английском, французском, немецком, испанском и итальянском языках. И Исаак Зингер на идиш. А также труды по юриспруденции, в том числе два тома сэра Джеральда Фицмориса: «Основные принципы международного права» и номера «Джэрмен бук оф интернешнл ло», «Журнал по правилам международной торговли» — классические издания, над которыми Джордж Таррас корпел столько часов в далекие гарвардкие времена.
