Его личный врач — конечно же, член академии — без труда поставил диагноз: грудная жаба. Изобразив встревоженное лицо, которое, как ему казалось, было в этот момент очень уместно, он произнес:
— Вы могли и умереть, Поль. Совершенно ясно, что это только первый приступ. Он закончился так же, как начался, но блаженное чувство, которое вы затем испытали в следующий раз не повторится. А другие приступы будут. Всегда носите с собой нитроглицерин. И главное, — отдых, полный покой.
— Могу я путешествовать?
— Вы можете даже принять участие в нью-йоркском марафоне, но умрете в начале моста Верраццано. Ездить можно, но все зависит от того, куда и как.
Субиз несколько дней пролежал в постели и скучал невыносимо. Дошло до того, что он стал — как бы невзначай — приподнимать простыни на кровати в надежде обнаружить под ними тело женщины, которую ему могли подложить по ошибке. В первые же часы, помимо своего штаба, он связался с Дэвидом Сеттиньязом в Нью-Йорке и предупредил его о том, что на время покидает поле битвы. Позвонил также Нику Петридису в Нью-Йорк и Несиму — в Лондон.
…Поэтому, когда раздался звонок по его личному, секретному телефону, стоявшему у кровати (номер его был известен только Дэвиду, Нику и Несиму), он подумал, что звонит кто-то из них троих.
— Поль?
Но этот тихий и спокойный голос, который до апреля 1980 года он не слышал года три. Субиз узнал сразу.
— Поль, — сказал Реб, — я, конечно, знаю, что с вами стряслось. И искренне, глубоко огорчен. Мне сказали, что это лишь первый звонок, но, слава Богу, вы в надежных руках. В другие страны я вас больше не пошлю, но коль скоро вы во Франции, то во Франции мы и встретимся. Через десять дней я надеюсь увидеть вас. Сможете приехать?
— В любое место и в любое время, как скажете.
— Самолет будет ждать вас в Туссю-ле-Нобль 21-го числа этого месяца в восемь тридцать утра. Приезжайте один, пожалуйста, и особенно не рассказывайте о поездке.
Субиз был французом до мозга костей. Достаточно легкомысленным, чтобы ради красного словца без колебаний поставить на карту дружбу, но вместе с тем благодаря вулканической интеллектуальной энергии он обладал даром молниеносного логического построения.
Субиз утверждает, что все понял сразу: мир скоро перевернется.
Когда зазвонил телефон, Тадеуш Тепфлер находился в Цюрихе. Более того, он сидел в том самом кабинете Алоиза Кнаппа, куда вошел двадцать лет назад — до памятной даты не хватало лишь нескольких дней, — вошел и, еле преодолев чудовищный приступ нервного смеха, заявил Брокману: «Там, внизу, человек в плетенках представил к оплате чек на миллиард долларов». Об этом эпизоде он сохранил горестное, но окрашенное нежностью воспоминание. Теперь Тепфлер знал точно: для него самого события обернулись самым счастливым образом. Его возвышение по иерархической лестнице в банке, хотя он всегда работал с редким усердием, началось именно в те дни. Как только зашла речь о преемнике Алоиза Кнаппа, приказ словно с неба свалился, и назначение было решено. В тот момент, когда загорелась сигнальная лампочка на его личном аппарате, в кабинете находились три человека, в том числе его старый враг (а ныне подчиненный) Отмар Брокман. Он подождал, пока все вышли, затем, сняв трубку, просто сказал:
— Тепфлер у телефона. Я был не один.
И стал слушать.
Затем решил, что поедет на автомобиле. В последнее время он все больше боялся самолетов. А ехать в поезде, оставаясь незамеченным, вряд ли удалось бы.
11 апреля. Дэвид Сеттиньяз вышел из кабинета, чтобы поужинать. Работать предстояло до глубокой ночи, и он собирался скоро вернуться Умопомрачительная операция с золотом уже завершилась. Это так, но ее фантастические финансовые последствия надо было очень точно просчитать, a главное, распределить суммы между шестьюстами компаниями, нуждающимися в наличных деньгах.
Приказ, во всех деталях повторяющий предыдущее распоряжение о продаже акций «Яуа фуд» и смежных компаний, был получен почти семь месяцев назад. Реб связался с Сеттиньязом по радио: «Дэвид, я знаю, что у вас снова возникли серьезные финансовые проблемы. Но я ждал не просто так. Оставьте все как есть, пожалуйста, и будьте готовы к новой операции в начале января 1980 года. Стратегия та же: объедините золотодобывающие компании в холдинг и подготовьтесь к продаже акций на бирже».
Сколько раз в прежние времена Сеттиньяз думал о том, что Реб вот-вот избавится от акций золотых приисков, или пустит их в открытую продажу на бирже, или же отдаст Несиму распоряжение продать огромные запасы золота, которые ливанец положил на имя Короля! Например, в сентябре 1969 года, когда с 35 долларов за унцию цена на золото подскочила до 41, на вопрос о продаже Реб ответил «нет». И повторил то же самое в декабре 1974 года, когда на лондонском рынке золото достигло головокружительной для того времени цены в 197,50 доллара: «Нет, Дэвид. Надо ждать». И он был прав, потому что через четыре года, в октябре l978-го, цена поднялась до 254 долларов. «Мы ничего не будем делать, Дэвид».
«Но нам нужны наличные деньги». — «Нет, мы ничего не делаем». Головокружительный рост цен на золото продолжался: 317,75 доллара — в августе 1979 года, 437 — 2 октября того же года, 508,75 — 27 декабря!
Но за два месяца до этого все уже было готово для холдинга: «Реб, мы начнем, когда захотите». — «Ничего не делаем, Дэвид». — «Вы знаете, какие у меня трудности? Огромные, Реб!» — «Сожалею, Дэвид. Но нам надо продержаться еще какое-то время. Не очень долго…»
Наступило 18 января 1980 года. Радиосвязь: «Дэвид! Время пришло. Действуйте». Сеттиньяз пожелал услышать еще раз, остаются ли в силе уже полученные распоряжения, так как они очень удивили его, ведь впервые Король расставался с частью личной собственности: «Реб, значит, выбрасываю абсолютно все акции на рынок. Вы ничего себе не оставляете?» — «Ничего, Дэвид. Мы же договорились. Продаем все золото, где бы оно ни находилось. Передайте это Несиму, Ханю, Полю, Тадеушу, Джублу в Сан-Франциско, Хайме в Буэнос-Айрес. В течение часа, пожалуйста».
Сеттиньяз комментирует: «За тридцать лет, что я проработал с ним, впервые, полностью отказавшись даже от малейшего участия, Реб ликвидировал дело, которое сам создал. Одно это должно было насторожить меня. Но в голове у меня была масса других забот…»
Неразрешимые финансовые проблемы Сеттиньяза чудесным образом разрешились 21 января, когда унция золота достигла беспрецедентной в истории, неправдоподобной цены в восемьсот пятьдесят долларов.
Операция принесла четыре миллиарда триста сорок пять миллионов долларов чистой прибыли. Итак, в конце января 1980 года состояние Короля приблизилось к максимальной отметке. С учетом капиталовложений на Амазонке, которые уже стали давать прибыль (ее в свою очередь вкладывали в другие отрасли). Сеттиньяз называет цифру в семнадцать миллиардов триста пятьдесят миллионов долларов.
Выйдя из кабинета, он на минуту остановился в холле первого этажа, чтобы сказать несколько слов помощнику. И не успел сделать и трех шагов, как…
