Книга Зеленый король, страница 56. Автор книги Поль-Лу Сулицер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Зеленый король»

Cтраница 56

— Силы небесные! — воскликнул Сеттиньяз с таким чувством, будто его уносит внезапно обрушившаяся гигантская волна. — Мои услуги не стоят так дорого — ведь я по-настоящему работаю всего три недели!

— Соглашайтесь, прошу вас. В конечном счете вы спасли мне жизнь, должны же вы испытывать ко мне какие-то чувства.

Его серые глаза искрились лукавством. Но от него также исходила некая почти подавляющая сила убеждения, и создавалось впечатление, что он, словно распахнув в ночь ярко освещенную дверь, предлагает ему искреннюю, горячую дружбу.

— Ну что, Дэвид?

— Я согласен, — сказал Дэвид Сеттиньяз, отдаваясь силе той волны, которой было суждено перевернуть всю его жизнь.

И с первых же минут их следующей встречи (она состоялась через четыре дня, но не в кабинете адвоката на Мэдисон, а в гостиной отеля на 44-й Ист) Сеттиньязу стало совершенно ясно: Климрод, конечно, обладал самым острым и всеохватывающим умом, с каким приходилось сталкиваться Сеттиньязу, «Кошмар какой-то. Он обладал способностью сразу схватывать самую суть, это сбивало вас с толку и, хуже того, превращало в дурака. Разумеется, вы сразу чувствовали этот ум, встретившись с Ребом взглядом, но другое дело, когда вы наблюдали, как этот ум работает: на лице появлялись невозмутимое выражение, мечтательность в глазах, плавность и спокойствие в голосе и жестах. Тогда этот ум проявлялся во всей своей огромности, даже чудовищности, хотя это не слишком сильное определение; он явно завораживал, но иногда вызывал ожесточение. По-моему, я считался в Гарварде блестящим студентом. В то время контора „Уиттакер и Кобб“ была лучшей адвокатской конторой по делам, связанным с бизнесом, в Нью-Йорке, а может, в Соединенных Штатах. Вершина. Работать у них начинающему юристу означало то же самое, что для молодого актера получить роль Гарри Купера. Они взяли меня благодаря моим собственным достоинствам, а не по протекции, и меня просто распирало от гордости. Я ведь шесть лет изучал право и экономику. После первых же часов занятий с Климродом я ощущал себя раздавленным, чувствовал себя подобно четырехлетнему ребенку, которому насильно вдалбливают ядерную физику. Дошло до того, что я чуть было не отказался от следующего занятия…

На которое, разумеется, явился. Непостижимо и то необыкновенное влияние, которое Король оказывал на всех нас, если не принимать в расчет его способность очаровывать людей. Маска, которую носил Реб Климрод, — невозмутимость лица, спокойный голос, изысканная вежливость, мягкость, — в общем, символизировала лишь те уступки, которые он с дьявольской ловкостью делал нам, чтобы мы терпели его, чтобы заставить нас простить ему его превосходство. Поняв это, мы как-то приспосабливались к нему.

До 20 ноября 1950 года мы провели пятнадцать занятий. Теперь я спрашиваю себя, кто тогда кому разъяснял право?!

Признаюсь, мне и в голову не приходило, что он мог воспользоваться нашими занятиями не для приобретения отсутствующих у него знаний, не для того, чтобы оценить и измерить мои силы, прежде чем окончательно мне довериться, но еще — главным образом — для того, чтобы вновь увидеть Чармен…»

— Это далеко нас заведет, — не без раздражения сказал Сеттиньяз. — Как водится, придется перескакивать от одной мысли к другой, если только…

Сеттиньяз перешел на английский, чтобы избегать обращения на «ты», более свойственного французскому.

— Но где бы я смог это найти? — мягко спросил Реб.

— В таблицах Гольденвейзера. Если Чэндлер не говорит об этом в своей «Economics of Money and Banking» [41] . У меня есть эта книга, но дома. В следующий раз я могу принести ее вам.

— Может, я провожу вас домой, и вы дадите мне ее сегодня вечером. Это возможно?

Они вместе вышли из отеля «Альгонкин». Доехали на такси до Парк-авеню. В дороге продолжали разговор о долларе и его курсе, о мировой финансовой системе. Сеттиньяз легко вошел в эту игру и так увлекся разговором, что совершенно не заметил, что уже находится в прихожей собственной квартиры, вручая слуге-гавайцу шляпу и портфель…

…и в себя пришел лишь в большой гостиной, где сидели его супруга и свояченица, которые вопрошающе посматривали на абсолютно невозмутимого Реба Климрода.


20 ноября Чармен Пейдж отметила свое двадцатитрехлетие. Дэвид Сеттиньяз, хотя и был без ума влюблен в свою супругу, всегда считал, что из двух сестер младшая была красивее. Но ни при каких обстоятельствах, даже если бы ему приставили нож к горлу, он на ней не женился бы: она часто выводила его из себя, почти терроризировала. В шутку Диана объясняла это тем, что называла «несколько особым чувством юмора у Чармен». На протяжении целых пятнадцати лет все вокруг, включая его бабушку Сюзанну Сеттиньяз, вовсю старались убедить Дэвида, что у него не больше чувства юмора, чем у махрового полотенца. В конце концов он сам в это уверовал.

И он, подчиняясь всеобщему и почти непререкаемому мнению, стал считать нормальными эксцентрические выходки свояченицы.

Она располагала полной финансовой независимостью. Состояние фамилии Пейдж возникло целых четыре поколения назад, то есть, по североамериканским понятиям, почти во времена крестовых походов. Когда она достигла совершеннолетия, то унаследовала десять миллионов долларов. Она высокомерно отказалась от всех услуг, которые предлагали ей адвокаты, по семейной традиции распоряжавшиеся ее состоянием. Она намеревалась сама заняться этим. Ее видели у входа в Нью-Йоркскую биржу — она даже пыталась играть. Вызывая всеобщее удивление, она доказала, что не лишена чутья, присущего великим финансистам. Однажды она ворвалась в контору «Уиттакер энд Кобб» — еще до того, как там стал работать Сеттиньяз, — и устроила скандал по поводу одной биржевой спекуляции, которая, по ее мнению, была проведена плохо, во всяком случае, не по тем точнейшим указаниям, что были ею даны. Иона Уиттакер, достигший семидесяти лет с мудрой неторопливостью, которую проявлял во всех делах, несколько дней не мог прийти в себя, возмущенный несправедливыми, на его взгляд, упреками, а еще больше потрясенный тем, что эти упреки бросала ему женщина — вид животного, которое он встречал лишь в одном единственном экземпляре (собственной супруги) и которому надлежало рожать детей, готовить пудинг и вышивать коврики гладью, а если речь идет о дебилках, то крестом.

Одно время Чармен ездила верхом по Парк-авеню и Пятой улице, оставляя уздечку на решетке какого-нибудь особняка или в холле отеля «Уолдорф»; она пять раз была помолвлена и каждый раз покидала своего жениха на ступенях храма с каким-то язвительным постоянством; она съездила даже в Индию с честолюбивым, но так и не осуществленным намерением стать браминкой; потом приняла предложение одного голливудского продюсера, мечтавшего сделать из нее новую Аву Гарднер. (Чармен была очень на нее похожа); сценарий уже был готов, но на третий день съемок она отправилась в круиз по южным морям; на свадьбу своей старшей сестры с Дэвидом Сеттиньязом (Чармен буквально изводила его своей привычкой садиться на край ванны, когда тот там мылся в чем мать родила) она, учитывая савойские корни супруга, велела привезти из Франции на специальном самолете дюжину кругов швейцарского сыра и шесть фольклорных ансамблей, которые, играя все вместе, производили адский шум.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация