— Тик, красное дерево, каррарский мрамор — не слишком ли?.. — заметила Ориан, делая над собой усилие, чтобы не сорваться.
Мысли ее уже были там, в Средиземном море, в небольшой бухте, и слушала она чудесного рассказчика. Но, однако, она скрупулезно все записывала и не вьдавала эмоций. Ладзано, несомненно, заметил, что иногда она мечтательно смотрит куда-то вдаль, и от него не укрылась легкая краска, проступившая на ее лице, когда он заявил: «Я буду говорить вам о любви». Ладзано понял, что она разглядывает его, оценивает его манеру держаться, двигаться, что на следователя произвел впечатление его красивый музыкальный голос. Но в действительности Ладзано преследовал одну цель: отвести от себя обвинения в уклонении от налогов и злоупотреблении общественным благосостоянием. Соблазнять — была его манера убеждения.
— Я покажу вам фотографии, — сказал он, доставая папку из рыжего кожаного портфеля.
Нацепив очки, он протянул ей одно из изображений своей пассии.
— Вот Маркизы, вам видно в каком «Массилия» была состоянии, я вам не лгал. А здесь — прибытие в Марсель. А это начало работ в сухом доке. Видны все ребра: ее срочно надо было обшить, оперить, нет?
Ориан отметила, что он говорил о яхте как о несчастном бездомном ребенке. Она подумала: есть ли у него дети? И, сама не зная почему, решила, что из него вышел бы хороший отец, веселый и строгий, как ее собственный.
— Самую лучшую я приберег на конец, — произнес он, протягивая следователю самый большой снимок, сделанный модным фотографом.
На снимке был общий вид зала для приемов на корме парусника. По обе стороны винтовой лестницы расположены деревянные манекены, одетые в роскошные вечерние платья от Диора, Сен-Лорана, Бальмена и Готье.
Ориан внимательно всматривалась в фото, а Ладзано продолжал говорить. До ее слуха доносились слова: «бал», «ренессанс», «счастье», — но она больше ничего не слышала. Ее внимание привлекло выделявшееся справа на переднем плане строгое, очень простое шелковое платье — ей очень бы пошло. Ориан подчеркнуто небрежным жестом вернула фотографию. Платье произвело впечатление. Если бы Изабелла была жива, она тотчас бы позвала ее, чтобы сказать: «Знаешь, Иза, когда я смотрю на это платье, мне ужасно хочется выйти замуж».
Стараясь привести в равновесие свои мысли, следователь сделала то, что она умела лучше всего: говорить прямо и четко.
— 'Месье Ладзано, хотя ваши сентиментальные аргументы могли бы меня тронуть, остается тем не менее вопрос налогов, и, после того как налоговая комиссия министерства финансов наложит арест на имущество, прокуратура Парижа проведет следствие, касающееся принадлежности «Массилии». Действуя на основании постановления, моя бригада провела обыск в вашей фирме. В результате были найдены некоторые документы, доказывающие несоответствие назначения этого судна, которое приписано к торговому флоту и должно выполнять положенные инструкции. Однако, числясь коммерческим, судно не совершило ни одного принесшего доход рейса в течение трех последних отчетных лет.
— Но я должен сказать, что…
— Позвольте мне закончить, пожалуйста… Вашему судну соответствующими органами не был присвоен статус прогулочного. Добавлю, что вы извлекаете прибыль, прикрываясь стоимостью работ, необходимых для приведения судна в надлежащее состояние, то есть вы потратили около ста миллионов франков. Иначе говоря, эти работы явились некой волшебной палочкой, избавившей вас от налогов на прибыль и на другие тарифы, связанные с навигацией.
Ладзано принял удар, но не показал этого, напротив, удвоил шарм и любезность.
— Видите ли, мне было бы легко зарегистрировать «Массилию» как прогулочную яхту и не иметь никаких трений с французскими властями. И если я не сделал этого, то здесь виновато мое чувство ответственности по отношению к моей стране. Ведь именно на французской верфи эта развалина превратилась в превосходное судно, и я не просил никаких государственных субсидий. Крайне редкий случай, можете мне поверить! Я подчинился национальным законам, содержу постоянный экипаж из четырнадцати матросов. А что касается торгового статуса, то вы не хуже меня знаете, что закон предусматривает судам длиной более пятидесяти метров оказывать любые услуги. Вы хотите, чтобы я рассказал вам о бесстыдной эксплуатации судов, плавающих под прогулочными флагами?
Оставаясь внешне спокойным, контролируя свои слова и жесты, Ладзано заговорил несколько тверже, что устроило Ориан. У нее вновь проснулись рефлексы судебного следователя, сидящего напротив изворотливого мужчины, который пытается заговорить ей зубы.
— Все это понятно, месье, но, представьте себе, я иногда читаю иллюстрированные журналы. Скажите на милость, какая необходимость в мраморной облицовке, в ванных комнатах с шелковыми занавесями и позолоченными кранами, в парикмахерском салоне на борту? А огромный ресторан… для чего он служит, раз «Массилия» не имеет применения в ваших делах? Я уж не говорю о роскошных каютах с пейзажами Дуфи, ни о комоде Булль в салоне.
— Изобилие мрамора? Вы преувеличиваете, мадам следователь. Толщина плиток всего пять миллиметров, больше судно не выдержит. Что до остального, то я выполнил пожелание моего мецената.
— Кстати, поговорим об этом меценате. Хотелось бы знать, кто он такой. Его фамилия не упоминается ни в одном из найденных нами документов.
По причинам, о которых Ориан догадалась чуть позже, Ладзано ждал этого вопроса. Более того, он надеялся услышать его. Однако по нему этого нельзя было сказать. Наоборот, он принял озабоченный вид, словно ему неприятна была мысль вмешивать кого-то другого в то, что представлялось ему любовным романом между ним и судном. Меценат если и вложил кучу денег, никоим образом не мог встать между ним и «Массилией».
— Вы не хотите назвать его? — произнесла Ориан с неуловимой угрозой в голосе.
— Да нет, дело не в этом, — ответил Ладзано. — Видите ли, не всегда контактируешь с определенным лицом. В данном случае работы на судне финансировала одна люксембургская фирма… но все было по-честному, — быстро добавил он.
— Ее название? — вцепилась в него следователь.
— Она называется «Агев», но фирма эта анонимная, вы не найдете в ней набоба с огромной сигарой и пачками долларов в кармане на мелкие расходы.
— Я найду все, что есть, — неожиданно для себя высокомерным тоном произнесла Ориан.
Услышанное явилось для нее шоком. «Агев»… не эта ли фирма содержит бирманку в апартаментах на улице Помп? Волна вопросов. Кто был автором той записки, наведшей на след красавицы бирманки? Кто убил Александра и Изабеллу? А может, у Ладзано, сидящего напротив нее, руки по локти в крови?
Она вздрогнула при этой мысли. Подумать только, несколько, минут тому назад она вообразила, что прогуливается по роскошной яхте и слушает его забавные истории.
Он быстро встал, протянул ей сухощавую руку, которую она пожала с долей отвращения, упрекнув себя за первоначальную расположенность к этому мужчине. «Решительно уроки жизни мне необходимы», — подумала она, глядя ему в спину. Она не назначила ему повторной встречи, но знала, была уверена, что видится они не в посдедний раз.
