— Да что ты! — вырвалось у Путаницы. — Вот это да!
— Представляешь, — возбужденно затараторила Сестричка, — мистер Паркер видел поединок Кита Карсона с французом Шунаром. Этот здоровенный грубиян всех обижал, весь лагерь терроризировал. Все его боялись. Он нахально заявлял, что американцы все поголовно трусы и слабаки. Кит Карсон, узнав об этом, подошел к французу и сказал, чтобы тот держал язык за зубами. А тот, ни словечка не молвив, хвать свою винтовку да в седло. И на Кита! Кит едва успел вскочить на свою кобылу и выхватить револьвер. Оба выстрелили одновременно. Пуля Шунара просвистела совсем рядом с головой Карсона, даже волосы задела. А Карсон прострелил французу руку, и тот, уронив ружье, свалился наземь. Он тут же встал на колени и стал умолять Кита сохранить его жалкую жизнь. Кит согласился, но заставил его поклясться, что он никогда больше не будет оскорблять американцев. И с этого дня Шунар стал тише воды, ниже травы.
— Ух ты! — восхитилась моя дорогая теща. — Прям как у мистера Вальтер Скотта. «Айвенго», там, или «Квентин Дорвальд».
[3]
— Только там все сочинено, а здесь все взаправду, мистер Паркер сам видел! Правда, здорово, Эдди?
Я выслушал всю тираду молча, тщательно пережевывая сочный кусочек лакомой птички, искусно приготовленной тетушкой. Вопрос моей милой жены заставил меня прервать это увлекательнейшее занятие, и, отправив пережеванное вниз по пищеводу в сопровождении изрядного глотка лимонада, я снисходительно улыбнулся и ответил:
— Естественно, что в изображении мистера Паркера мистер Карсон предстает образцом рыцарского благородства. В этом мистер Паркер не одинок, фигура сего скаута прославляется многими авторами. Карсон в Штатах — легендарная личность наподобие Гектора или Ахилла. Следует, однако, учитывать, что и Ахилл с Гектором были в действительности всего лишь кровожадными варварами, преображенными силою поэзии в полубогов. Имею все основания подозревать, что мистер Карсон не исключение, что он далеко не такая героическая личность, какой представляют его, полагаясь на доверчивость невзыскательной публики, мистер Паркер и иные ему подобные в погоне за тиражами.
— О, Эдди, как ты можешь!.. — с упреком в голосе воскликнула Сестричка. — Все, кто знал мистера Карсона, описывают его как самого храброго, честного, благородного…
— Именно это в первую очередь вызывает подозрения. Сама подумай, дорогая, есть ли кто-либо на свете, кем бы все до одного восхищались, восторгались, кому бы все поклонялись? Если бы Карсон действительно был воплощением всех перечисленных достоинств, его преследовал бы шепот завистников, на него возводили бы напраслину, клеветали бы за спиной. Грызущая душу зависть занимает слишком большое место в сердцах людей, чтобы вызывающий восхищение индивидуум остался незапятнанным молвой. Вот свежий пример. Письмо, которое ты сегодня положила на мой письменный стол, отправлено писателем, настолько раздосадованным превосходством моего таланта, что отправитель угрожает мне насилием.
— Угрожает? — Путаница замерла с вилкой у рта. Четыре зеленые горошинки застыли на сверкающих мельхиоровых зубцах у губ почтенной матроны. — Что случилось, Эдди, ради всего святого?
Трогательная озабоченность этого мирного создания моею безопасностью заставила меня небрежно махнуть рукой и лучезарно улыбнуться.
— Ни малейшего основания для беспокойства, дорогая тетушка, — заверил я, внутренне сожалея, что упомянул злосчастное письмо. — Этого грубияна совершенно не следует опасаться. Он просто немного, как говорится, вспылил. Кроме того, ответ мой его полностью деморализует. Можно сказать, уничтожит. Он канет во мрак забвения, чего вполне заслуживает.
Это заверение произвело желаемое действие. Теща моя тут же успокоилась, и четыре горошинки продолжили свой краткий земной путь. Застольная беседа приняла легкий непринужденный характер. К концу трапезы Путаница убрала со стола посуду и вернулась из кухни с ароматным бисквитным пудингом.
Едва мы приступили к этому лакомому десерту, как от входной двери донесся стук. Необычный сам по себе, во время трапезы он показался настолько потусторонним, что на несколько мгновений мы неловко замерли с открытыми ртами.
— Кто бы это мог быть, — подивилась наконец Путаница.
— Узнать можно лишь одним способом, — заметил я, отодвигая стул.
— Нет-нет, Эдди, кушай, кушай спокойно, дорогой, я сама посмотрю, — и тетушка устремилась к входной двери.
Дарованный природою слуховой аппарат поведал мне о продвижении тещи по небольшой нашей квартирке, донес щелчок замка, звуки открываемой двери и приглушенного диалога. Он не дал мне, однако, возможности разобрать слова или хотя бы получить какое-либо представление о таинственном посетителе. Еще через мгновение Путаница снова появилась на кухне.
Словарь разговорной лексики содержит множество избитых, затасканных штампов, не теряющих тем не менее своей меткости и выразительности. Облик моей дорогой тещи, вернувшейся в кухню после контакта с нежданным гостем, вызвал в памяти одно из таких выражений. Как показало дальнейшее развитие событий, данная формулировка оказалась подходящей не только в смысле описания выражения лица Путаницы, но и в отношении облика незнакомца, с которым мне предстояло увидеться с минуты на минуту.
Выглядела Путаница так, будто столкнулась с привидением.
Глава третья
— Что за гость там, тетушка? — спросил я озадаченно. По лицу ее можно было заключить, что она если не испугана, то в высшей степени озадачена и обеспокоена.
— Какой-то господин хочет с тобой увидеться. Я проводила его в гостиную. — Она понизила голос чуть ли не до шепота. — Очень странный, очень, Эдди. Внешность… — она замялась.
Любопытство мое взыграло, я извинился, поднялся и направился в гостиную.
Не будь я предупрежден милою тетушкой, я бы вряд ли смог удержать возглас изумления при виде гостя. В кресле расположился, с интересом озирая обстановку, один из наиболее примечательных представителей альбиносов, когда-либо виденных мною.
Ранее, разумеется, я неоднократно имел возможность наблюдать подобного рода явления природы. В музее Барнума альбиносов-людей представляло семейство Блазеков. Но даже Блазекам было далеко до моего посетителя, ибо его отличал не просто необычный, но даже несколько жутковатый облик.
Возраст посетителя я сразу оценить не смог; выше среднего роста, так расплывчато заключил я с первого взгляда, — даже сидя, он казался высоким. Худ до неимоверности, чуть ли не истощенный. Кожа невероятной, почти прозрачной белизны. Понятна реакция бедняжки Путаницы. Абсолютно бледные, без каких бы то ни было оттенков лицо и руки в сочетании с особенностями строения фигуры придавали ему вид гостя из потустороннего мира.
Совершенно невероятные — или невероятно совершенные? — черты лица усиливали это впечатление. Тонкой лепки подбородок — губы удивительно выразительного, прекрасного изгиба, нос столь несравненной формы, какую можно увидеть лишь на древнееврейских медальонах, широкий и высокий лоб, как бы воспаривший над лицом, свидетельствует о живости ума и благородстве характера… Такое лицо не сразу забудешь. Радужные оболочки глаз нежно-розового оттенка, белые вьющиеся волосы мягкими волнами ниспадают на плечи. Лицо выражает какую-то смесь остроты восприятия и благорасположенности. Общее впечатление, пожалуй, как от лучащихся серафимов зрелого Мурильо.
