Еще несколько мгновений Ватти продолжал изучающе смотреть на девочку, нервно жуя дряблую нижнюю губу. Затем, снова обратив внимание на меня, сказал:
– Вы до сих пор не ответили на мой вопрос, мистер. Кто вы такие и что здесь делаете? Мне не очень-то нравится, когда вокруг шныряют незнакомцы.
– Хотя мы и пришли в надежде, что вы ответите на несколько вопросов, мы вовсе здесь не «шныряем», как вы изволили выразиться, – холодно ответил я. – Лично меня зовут По. Эдгар Аллан По.
Эффект, который мои слова оказали на малосимпатичного типа, был поразителен. Он вытаращил глаза, которые, казалось, вот-вот выскочат из орбит, губы его непроизвольно задрожали, и он обеими руками впился в отвороты своей обтрепанной грязной рубахи.
– По! – вскричал он. – А вы не врете?
Столь низменно грубым, столь неподобающим слуху моей юной спутницы было это восклицание, что я почувствовал, как жаркий румянец возмущения заливает мои щеки, хотя меня и поразило, что Ватти явно знакомо мое имя.
Несмотря на то что первой моей реакцией было дать строгую отповедь сквернослову, я попридержал язык, так как не рискнул идти с ним на прямой конфликт. Поэтому, подавив обуревавшие меня чувства, я спокойно ответил:
– Ни при каких обстоятельствах я не стал бы вводить вас в заблуждение касательно своей личности. Я действительно Эдгар Аллан По.
Едва я произнес эти слова, как омерзительный оборванец бросился ко мне и сгреб меня за плечи.
– Ты правда веришь этому, По? – спросил он, придвигая свое лицо так близко к моему, что его неописуемо прокисшее дыхание коснулось моих ноздрей. – Тому, что ты написал в этом рассказе? О человеке, жена которого восстает из мертвых?
Голова моя так закружилась от гнусного зловония, исходившего от этого человека, и таким ошеломляющим был его вопрос, что я не сразу уловил его смысл. Далеко не сразу я сообразил, что он имеет в виду рассказ «Лигейя», который наделал много шума несколько лет назад и явно произвел глубокое впечатление на полубезумное существо, стоявшее передо мной. Как знают люди начитанные, в рассказе идет речь о человеке, чья возлюбленная жена, скончавшаяся от тяжкого недуга, в конце концов воскресает, хотя, идет ли речь о действительном воскрешении или это всего лишь плод воспаленного воображения повествователя, предоставляется судить читателю.
Если бы я предпочел быть предельно откровенным с Ватти, то ответил бы на его вопрос отрицательно.
Мой рассказ, объяснил бы я, отнюдь не призван внушать веру в возможность действительного физического возрождения, а скорее отображает чувство, свойственное всем людям, то есть безнадежное и страстное стремление воссоединиться с ушедшими от нас любимыми.
Однако исходя из всего, что Луи рассказала мне о Ватти, я понимал, что подобный ответ лишь усугубит его отчаяние. Даже теперь, много лет спустя после смерти своей обожаемой жены, он явно цеплялся за безумную надежду на то, что однажды она чудесным образом вернется к нему. Если бы я высказался начистоту, а именно что покойные утрачены для нас навсегда, его уважение ко мне улетучилось бы во мгновение ока. Он пришел бы в ярость, негодование, почувствовал себя преданным. Было ясно, что если я надеюсь заручиться его содействием, то мне придется покривить душой.
– Я верю в то, – соответственно ответил я, – что все теоретически возможно. Перефразируя барда, можно сказать: «Есть многое на свете, что и не снилось нашей философии».
Такой ответ, похоже, удовлетворил безумца.
– Верно, черт возьми! – сказал он, воодушевленно кивая. – Однажды это наверняка случится. Они найдут способ возвращать мертвые тела к жизни. Возможно, с помощью электричества. Разве этот итальяшка не заставлял дохлых лягушек плясать? Дотронься до них проводком, и они будут как новенькие! А что люди – хуже?
Хотя намек на великого Луиджи Гальвани абсолютно не соответствовал сути его знаменитых опытов, во время которых он вызывал непроизвольные сокращения членов препарированных амфибий, присоединяя электрические провода к их мышцам, я не стал поправлять Ватти.
– Конечно, если их хорошенько хранить, – заметил Ватти. – Ведь разлагающуюся плоть уже не вернешь, а, По?
– Маловероятно, – ответил я, и сердце у меня упало. Было слишком очевидно, сколь хрупка связь Ватти с реальностью. Рассчитывать на его помощь в моих усилиях обнаружить украденную шкатулку с лекарствами с каждой минутой приходилось все меньше.
Последовало недолгое молчание. Казалось, Ватти раздирают какие-то внутренние противоречия. Засунув грязный палец в рот, он задумчиво грыз ноготь, буравя меня взглядом. Прошло немало времени, пока он не пришел к некоему окончательному решению, после чего оставил в покое обрамленный траурной каймой ноготь и сказал:
– Хочешь кое на что взглянуть, По?
Стоит ли говорить, что вопрос меня некоторым образом ошарашил. Хотя любопытство мое было, естественно, задето, ему сопутствовало пронзительное чувство тревоги, предчувствие чего-то дурного. На что именно он приглашал меня взглянуть? Учитывая явную умственную неустойчивость Ватти, мне трудно было это предположить. Поэтому я ответил ему так:
– Мне затруднительно ответить на ваш вопрос, поскольку я пребываю в полном неведении относительно природы этого загадочного «кое-что». Не могли бы вы выразиться поточнее?
– Здесь я об этом говорить не стану, – сказал Ватти, метнув пронзительный взгляд на мою спутницу. – Сами знаете, что говорят про этих маленьких доносчиц.
– Что у них ушки на макушке! – со смехом сказала Луи. – Господи, да я вижу, вы обо мне очень невысокого мнения, мистер Ватти. Что ж, я не в обиде, ведь вы меня совсем не знаете, и хотя у этих «маленьких доносчиц» могут быть не только ушки, но и язычки, но это не про меня сказано. Но держать про себя разные там секреты – тоже не по мне, у меня от этого в голове каша.
Взглянув на меня из-под широких полей своей шляпы, она продолжала:
– Вы идите, мистер По – обо мне не беспокойтесь. Я скучать не буду. Смотрите, солнышко выглянуло, и этот старый домина уже не кажется таким страшным. Я заприметила очень симпатичные астры перед крыльцом. Из диких цветов у мамули это любимые, и я уверена, что она очень обрадуется, если я нарву ей букет.
Сказав это, неугомонная девица вприпрыжку помчалась за цветами.
Не успела она скрыться за углом дома, как Ватти устремил на меня горящий нетерпением взгляд.
– Ну так как, По? – настоятельно вопросил он. – Интересно?
Все еще цепляясь за надежду, что смогу выудить из него хоть какие-нибудь полезные сведения относительно рыжебородого бродяги, я подавил все недобрые предчувствия и утвердительно кивнул.
Довольно заворчав, Ватти извлек из кармана холщовых штанов большой железный ключ, повернулся к навесу и отпер дверь. Она распахнулась, громко заскрипели петли.
– Давай туда, – сказал Ватти, знаком руки показывая, что я должен прежде него войти в его хибару.
