Благосостояние Насу полностью зависело от судьбы клана Инугами. Если клан процветал, процветал и город. В прошлом убогая приозерная деревня в горной местности, изнуренная плохим климатом и постоянными недородами, Насу стала городом с населением более ста тысяч человек только потому, что клан Инугами с его огромным капиталом когда-то посеял в эту почву свои семена. Семена проросли, всходы потянулись вверх и расцвели, и вся округа тоже расцвела, дав начало теперешнему состоянию Насу.
Среди жителей Насу и его округи не было человека, как непосредственно связанного с деятельностью «Корпорации Инугами», так и не связанного с нею, которому само ее присутствие так или иначе не шло бы на пользу. Тем или иным способом все кормились крохами со стола предприятий клана, так что Инугами воистину были настоящими хозяевами Насу.
И неудивительно, что добрые люди в Насу чрезвычайно интересовались семейством Инугами. Можно сказать без всякого преувеличения, что после ухода старого Сахэя судьба клана стала заботой всех и каждого, живущего в этой местности. Судьба же клана Инугами была в руках единственного сына Мацуко, Киё, чье возвращение — и это было известно всем — наконец позволит обнародовать завещание Сахэя. Поэтому все ждали репатриации Киё с не меньшим — нет, наверное, с еще большим — нетерпением, чем члены семьи Инугами.
Наконец прошел слух, что Киё вернулся в Японию. Весть о том, что он прибыл в Хакату, разнеслась по городу, как электрический ток по проводам. Город ждал того, кто, похоже, станет его господином и хозяином, и все надеялись, что он без промедления появится в Насу.
Однако, вопреки ожиданиям, Киё не спешил домой. Он и его мать Мацуко, которая отправилась встречать его в Хакате, остановились в своем особняке в Токио, и не было никаких признаков того, что они собираются покинуть его. Два дня задержки — это народ Насу еще мог понять, но прошла неделя, потом десять дней, и люди встревожились.
Почему Киё не едет домой? Почему он не примчался сразу и не потребовал, чтобы завещание его деда было вскрыто? Его мать Мацуко лучше всех остальных сознавала, насколько вся ситуация зависит от ее сына.
Может быть, предположил кто-то, Киё был болен и поправляет здоровье в токийском доме? Нет, возражали другие, как это может быть? Сельский воздух Насу для здоровья куда полезней токийского. Кроме того, если у него хватило сил проделать путь из далекой Хакаты до Токио, то проехать еще немного до Насу не составило бы труда. Такие богатеи, как Инугами, если им трудно добраться по железной дороге, всегда могут нанять машину. Что же касается врачей, у семьи хватило бы средств, чтобы пригласить в Насу самых лучших из Токио. Кроме того, Киё никогда, даже в детстве, не нравилось жить в большом городе. Он всем сердцем любил окрестности озера Насу — их природу, климат и людей — и был сильно привязан к приозерной вилле, где родился. Если долгая война и пребывание в плену истощили и разрушили его здоровье, разве есть лучшее место, где он мог бы отдохнуть и восстановиться, чем родной дом у озера Насу? Значит, говорили люди, продолжительное пребывание Киё и Мацуко в Токио трудно объяснить болезнью.
В конце концов никому не удалось найти внятного ответа на вопрос, что задержало мать и сына в Токио. И с какой стати Киё и Мацуко так мучают остальных членов семьи и жителей Насу?
Если таковы были чувства горожан, нетрудно вообразить, какое нетерпение испытывали родственники. Отправившись в Хакату встречать сына, Мацуко телеграфировала двум своим единокровным сестрам через их мужей, чтобы те ждали ее и Киё в Насу. Такэко, Умэко и их семьи бросились в Насу соответственно из Токио и Кобэ и с раздражением день за днем ждали возвращения Мацуко и Киё.
Невозможно было понять, почему Мацуко и Киё, не распаковав вещи в своем токийском особняке, оставались там, вне досягаемости, более двух недель. Когда семья посылала им послания, прося их ускорить возвращение, они отвечали телеграммами, что выезжают сегодня, потом завтра, но на деле не было даже намека на то, что они намерены двинуться с места.
Недоумение возросло, когда Такэко и Умэко, будучи больше не в состоянии пребывать в подвешенном состоянии, тайком наняли детектива, поручив ему проследить за передвижениями матери и сына, а тот доложил, что совершенно ничего не может сообщить: Мацуко и Киё живут уединенно в своем городском доме и нигде не показываются. Их сидение в Токио вызывало все большие подозрения и вместе с убийством Вакабаяси бросало мрачную тень на весь город Насу.
Утром 1 ноября Киндаити заспался и только что — а было уже одиннадцать — завершил поздний завтрак. Он вытащил кресло на балкон, выходящий на озеро, и рассеянно ковырял в зубах зубочисткой, когда к нему явился совершенно нежданный гость, поверенный клана Инугами, Кёдзо Фурудатэ.
— Ну-ну, здравствуйте! Вот уж не ждал, что зайдете сегодня, — приветствовал его Киндаити с присущей ему вежливой усмешкой.
Фурудатэ, как всегда, выглядел озабоченным и строгим.
— Что вы имеете в виду?
— Что? Да просто я слышал, что он приехал. Если это так, то, по моему разумению, Инугами должны были бы немедленно организовать оглашение завещания и заставить вас носиться взад-вперед с вытаращенными глазами.
— О, значит, новость уже дошла до вас?
— Конечно. Городок такой маленький. И потом, клан Инугами здесь — единственный господин и хозяин. Вести о том, что происходит в этой семье важного или пустякового, распространяются по городу, как пожар. Служанка пришла сегодня, как только я проснулся, и выкрикнула: «Экстренный выпуск! Последние новости!» — объяснил он и весело рассмеялся. — Ах, где моя вежливость? Прошу вас, садитесь.
Фурудатэ слегка кивнул головой, но остался стоять, глядя с балкона на виллу Инугами. Потом, вздрогнув и подняв плечи, бесшумно уселся напротив Киндаити.
Киндаити заметил, что Фурудатэ одет в утренний костюм и под мышкой у него большой портфель. Осторожно положив портфель на плетеный чайный столик, адвокат некоторое время сидел молча. Киндаити тоже молчал, поглядывая на него. Но в конце концов, усмехнувшись и почесав голову, спросил:
— Что случилось? Вы, кажется, совершенно погружены в собственные мысли. Куда вы так приоделись?
— Ну, — Фурудатэ кашлянул, словно внезапно вернулся к реальности, — говоря по правде, я собираюсь отправиться на виллу Инугами. Но мне вдруг очень захотелось повидаться перед этим с вами.
— Могу вам быть чем-нибудь полезен?
— Нет, мне, собственно, не о чем просить вас, однако… — промямлил Фурудатэ. Но тут же, словно рассердившись на себя, продолжил более уверенно: — Разумеется, нет нужды объяснять вам, с какой целью меня вызвали сегодня на виллу Инугами. Вы сами только что сказали — читать завещание Сахэя. Так что мой единственный долг — пойти прямо туда и прочесть завещание перед собравшейся семьей. На этом моя работа завершится. И у меня не должно быть совершенно никаких сомнений. Откуда же во мне такая неуверенность? Почему я в такой нерешительности? И почему я пришел сюда к вам с такими глупостями? Не понимаю. Я уже и самого себя больше не понимаю.
