— Г-господин Фурудатэ, вы имеете в виду эту женщину, Тамаё?
— Ну да. Из дневника Вакабаяси ясно, что он был тайно влюблен в нее. Я уверен, он сделал бы все, о чем она ни попросила бы.
— Кажется, господин Вакабаяси побывал в доме Инугами как раз перед тем, как прийти сюда на встречу со мной. Он виделся с Тамаё в тот раз?
— Об этом я ничего не знаю, но если даже и так… такая красивая женщина, как она? Дать ему сигарету с ядом? Нет, не могу в это поверить… — Фурудатэ запнулся и вытер вспотевший лоб. — И потом, тогда в доме собрался весь клан Инугами — кроме Мацуко, конечно, которая была в Токио.
— Господин Фурудатэ, кто этот человек, которого зовут Макака? Он, кажется, крайне предан Тамаё.
— А, этот. Это… — Фурудатэ поспешно взглянул на часы и сказал: — Уже столько времени! Господин Киндаити, мне жаль, но я должен идти. Меня ждут на вилле.
— Господин Фурудатэ, — окликнул Киндаити адвоката, побежав за ним, когда тот, прихватив портфель, бросился из комнаты. — Вы сможете сказать мне о содержании завещания после того, как прочтете его на вилле Инугами?
Фурудатэ резко остановился, вздрогнув, и оглянулся на Киндаити.
— Разумеется. С этим не будет никаких проблем. Я зайду на обратном пути и сообщу вам.
С этими прощальными словами Фурудатэ, держа портфель под мышкой, быстро спустился по лестнице, словно от чего-то убегая. В этот момент Киндаити даже не подозревал, что получит возможность узнать о содержании завещания гораздо раньше.
Три фамильные реликвии
Фурудатэ ушел, а Киндаити, внешне невозмутимый, продолжал сидеть на балконе, откинувшись на спинку плетеного кресла. В этом горном районе была уже глубокая осень, и приятный ветерок веял, скользя над лазурно-зеленой поверхностью озера. Был самый полдень, и там, за дорогой, осеннее солнце сверкало на цветных стеклах виллы Инугами в европейском стиле. Мирный пейзаж, мгновение, запечатленное на гравюре. И все же, глядя на огромное здание над озером, Киндаити не мог не почувствовать, как по спине у него пробежал холодок.
В этот самый момент завещание Сахэя — завещание, содержание которого, по словам Фурудатэ, было чревато взрывом — вот-вот будет вскрыто. Что случится внутри этого элегантного дома, когда станет известна последняя воля Сахэя?
Киндаити снова взялся за «Биографию Сахэй Инугами». Он просидел так около часа, наугад листая страницы книги, как вдруг со стороны озера послышался чей-то голос, и Киндаити удивленно поднял голову. Одинокая лодка причалила к гостиничному пирсу, а в ней, маша рукой, стоял человек, которого звали Макакой. Киндаити нахмурился и перегнулся через балкон, потому что Макака, казалось, делал ему какие-то знаки.
— Вы зовете меня?
Макака усиленно закивал головой. Со странным предчувствием дурного Киндаити скатился по гостиничной лестнице к причалу.
— Что такое?
— Господин Фурудатэ велел мне привести вас, — ответил Макака в своей обычной отрывистой манере.
— Господин Фурудатэ? Что-нибудь случилось у Инугами?
— Вот уж не знаю. Он сказал, что сейчас будет читать завещание и желает, чтобы вы пришли, если вам охота.
— Понятно. Одну минуту. Подождите меня здесь, ладно?
Поспешив обратно в свою комнату, Киндаити сменил гостиничную одежду на собственное кимоно и штаны хакама. Как только он вернулся и сел в лодку, Макака ударил веслами.
— Макака, а членам семьи известно о моем приходе?
— Ага, это было приказание госпожи.
— Госпожи? Вы имеете в виду госпожу Мацуко, которая вернулась вчера ночью?
— Верно.
Фурудатэ, наверное, обратился к Мацуко, сославшись на то, что случилось с Вакабаяси в ее отсутствие, да и на свои собственные тревожные предчувствия, и предложил ей пригласить Киндаити на всякий случай, чтобы предотвратить возможные дурные последствия оглашения завещания.
Сердце у Киндаити забилось. Одному он был рад — неожиданной возможности так скоро познакомиться с кланом Инугами.
— Макака, хорошо ли себя чувствовала барышня Тамаё после происшествия с лодкой?
— Ага, спасибо вам.
— Кстати, о лодке — все Инугами плавают по озеру на этой лодке?
— Не-а, это лодка барышни. Только она пользуется вот этой самой лодкой.
Ответ Макаки встревожил Киндаити. Если этой лодкой пользуется исключительно Тамаё, тогда нет сомнений, что человек, просверливший дырку в ней, посягал на ее, и только ее, жизнь.
— Макака, вы сказали на днях что-то удивительное, будто с барышней Тамаё за последнее время произошло несколько несчастных случаев.
— Ага.
— С какого времени начали происходить эти несчастные случаи?
— С какого? Ну, наверное, где-то с конца весны.
— Сразу же после смерти господина Инугами?
— Ага.
— Кто бы это мог играть с ней такие шутки? У вас есть какие-нибудь предположения, Макака?
— Если бы я знал, — глаза у Макаки сверкнули, — уж я бы постарался, они бы от меня не ушли.
— В каких именно отношениях вы состоите с барышней Тамаё?
— Это моя дорогая, бесценная барышня. Господин Инугами велел мне охранять ее всю мою жизнь, — гордо заявил Макака, обнажив зубы в свирепой усмешке.
При взгляде на могучую, словно каменную, грудь и мощные руки этого противного великана, Киндаити стало не по себе. Без сомнения, Макака охраняет Тамаё, как верный пес, и если кто-то попытается повредить хоть волос на ее голове, он бросится на преступника и сломает ему шею.
— Кстати, Макака, я слышал, вчера ночью вернулся Киё?
— Ага. — Макака снова стал неразговорчив.
— Вы его видели?
— Не-а, его никто не видел.
— А что, Киё… — но задать следующий вопрос Киндаити не успел — лодка миновала ворота канала и скользнула в лодочный сарай поместья Инугами.
Обширный сад, в котором Киндаити оказался, выйдя из лодочного сарая, поразил его изобилием крупноцветных хризантем, растущих в горшках по всему саду. Киндаити не был тонким знатоком садового искусства, однако и он не мог не подивиться этим великолепным растениям в самом их расцвете. В углу сада была целая грядка хризантем, прикрытая от заморозков решетчатым бумажным экраном.
— Какое великолепие! Чья это работа?
— За ними ухаживаю я. Хризантемы — одна из семейных реликвий Инугами.
— Реликвий? — переспросил Киндаити, но Макака, не отвечая, поспешил дальше и провел его в вестибюль особняка.
— Здесь гость! — крикнул Макака, и откуда-то из глубин дома мгновенно появилась служанка.
— Прошу вас, входите. Вас ждут.