Опасливо поглядывая на спящую Зозо, на лицо
которой падал голубоватый свет из шкатулки, Мефодий торопливо оделся, прокрался
на кухню и поставил шкатулку на стол. Протянул руку и решительно взял
прозрачный камень. На ощупь он был чуть теплым, но, когда Мефодий, примеряясь к
кардиограммным скачкам руны, сделал несколько взмахов в воздухе, камень
нагрелся и стал почти обжигающим. Туман внутри превратился в красноватую
змейку, которая кидалась на стенки, точно пыталась вырваться.
– Ага! Даже и прикинуть нельзя! Просто
монументальное свинство! – буркнул Мефодий и, не давая себе передумать,
быстро начертил на кухонном полу руну.
Это было вдвойне сложно, поскольку камень не
оставлял на линолеуме никаких следов. Чертить приходилось вслепую. На лбу у
Мефодия выступил пот. Мысленно он уже рассыпался по кухне прахом, пачкая
сушившуюся рубашку Эди Хаврона, которая белым призраком трепетала на люстре,
прикованная вешалкой к изгибу провода.
Мефодий провел последнюю черту и отступил,
точно художник, стремящийся обозреть свое творение. Камень постепенно остывал в
его руке, а затем внезапно – безо всякого предупреждения или знака – рассыпался
в его ладони мелким стеклянным порошком. В тот же миг руна зажглась. Особенно
яркое пламя было на ее похожих на лапы изгибах. Центр же, где Мефодий
предусмотрительно начертил большой круг, был гораздо бледнее.
Не дожидаясь, пока руна погаснет, Мефодий
осторожно шагнул в ее центр. Он ожидал покалывания, вспышки, боли – чего
угодно, но только не того, что произошло. Мефодий вдруг понял, что кухня с
синими фотообоями исчезла, а он стоит совсем в другом месте.
По асфальту разбегались небольшие лужицы.
Ветер, играя, гонял пленку от сигаретной пачки. Красные глаза светофоров
дробились в окнах и витринах. Небо, переплетенное проводами и рекламными
перетяжками, было припорошено звездами.
Мефодий обернулся, и сразу же прямо в глаза
ему прыгнула табличка «Большая Дмитровка, 13», прикрепленная на углу длинного
серого дома, большая часть которого была затянута ремонтной строительной
сеткой.
«Ничего себе Скоморошье кладбище!» – подумал
Мефодий.
* * *
Дом № 13 на Большой Дмитровке,
выстроенный прочно, но скучно, уже почти два века таращился небольшими окнами
на противоположную сторону улицы. Дом № 13 так безрадостен и сер, что при
одном, даже случайном взгляде на него барометр настроения утыкается в деление
«тоска».
Когда-то на том же самом пространстве –
возможно, и фундамент еще сохранился – стояла церковь Воскресения в
Скоморошках. А до церкви еще, прочно погребенная в веках, раскинулась здесь
озорная Скоморошья слободка с питейными заведениями, огненными танцами и
ручными медведями. Этих последних водили за кольцо в носу, заставляли плясать,
а стрельцы подносили им в бадейке браги. Едва не каждую ночь пошаливали тут
разбойные люди, поблескивали ножами, помахивали кистенями, до креста раздевали,
а бывало, и до смерти ухаживали подгулявший люд.
Во время грандиозного пожара 1812 года,
охватившего Москву с трех концов, церковь Воскресения в Скоморошках сгорела, и
вскоре на ее фундаменте священник Беляев выстроил жилой дом. Но не держалось на
проклятом месте духовное сословие – будто кости скоморохов гнали его. И двух
десятков лет не прошло, выросли здесь меблированные комнаты «Версаль», с
закопченным тоннелем коридора, клопиными пятнами на стенах и вечным запахом
дешевого табака из номеров. Каждый вечер бывали в меблирашках попойки, шла
карточная игра, а в угловом номере жил шулер, поляк с нафабренными усами,
хорошо игравший на кларнете. Жил он тут лет пять и прожил бы дольше, не подведи
его однажды крапленая колода и не подвернись пьяному вдрызг артиллерийскому
майору заряженный револьвер.
Меблированные комнаты «Версаль» помещались на
втором этаже, в нижнем же этаже дома № 13 располагалась оптическая
мастерская Милька, у которого Чехов заказывал себе пенсне, а с переулка
притулился магазинчик «Заграничные новости», где гимназисты покупали папиросы с
порохом, шутихи и из-под прилавка легкомысленные картинки. По секрету, как бы в
оправдание непомерной цены, сообщалось, что карточки из самого Парижа, хотя в
действительности ниточка тянулась в Газетный переулок, в фотографию
Гольденвейзера – сентиментального баварца и великолепного художника-анималиста.
В советское время дом № 13 вначале был
передан гостинице Мебельпрома, а затем в него вселился объединенный архив
Мосводоканала. Бодрые архивариусы в нарукавниках делали выписки, а первый
начальник архива Горобец, бывший мичман Балтфлота, резал ливерную колбасу на
лакированной конторке Милька, умершего в Харькове от тифа в двадцать первом
году.
Так – меблированными комнатами, магазинной
суетой и лоснящимися нарукавниками – день за днем и год за годом осквернялся
забытый алтарь храма Воскресения в Скоморошках, пока однажды на рассвете из
глухой стены соседнего флигеля бывшего училища колонновожатых не вышагнули
двое.
Один был безобразный горбун. Светофоры
отражались в его серебристых доспехах, отчего те казались заляпанными кровью.
На поясе, вдетый в кольцо, висел меч без ножен. Меч был странной формы.
Завершался он крюком с зазубринами. Лезвие покрывали каббалистические знаки.
Другой, приземистый мужчина, мрачный и
суровый, как языческий истукан, был черноус, с сединой, серебрящейся в бороде.
Красное, свободное одеяние с черными вставками точно стекало с его плеч.
Стражи мрака, возникшие столь бесцеремонно,
огляделись. На асфальте клочьями лежал туман, пахнущий сырым одеялом. Черноусый
вопросительно поднял брови, оглянувшись на горбуна.
– Ну и?.. Я жду, Лигул! – произнес
он, с усилием дыша сквозь разрубленный нос.
– Да, Арей. Это тот самый дом. Редчайшее
место, здесь сходятся все нужные нам энергические потоки. Все необходимое
подготовлено. Я распорядился. Защитная магия, пятое измерение… Комиссионеры и
суккубы оповещены. С завтрашнего дня ты начинаешь работу: прием отчетов,
отправка эйдосов и так далее. Обычная рутинная деятельность мрака. Разумеется,
в данном случае она будет скорее отвлекающей, однако пренебрегать ею не стоит.
Эйдосы на дороге не валяются. О том же, что будет твоей главной задачей, тебе
известно, – покровительственно сказал горбун.
– Отлично. Ну, титан духа и пленник тела,
что еще скажешь? До чего еще ты додумался за те века, что мы не
встречались? – иронично спросил Арей. Важный тон горбуна его явно
раздражал.
– Что предателей не существует, зато есть
только люди нравственно приспособленные, – тонким горловым голосом ответил
горбун.
