– Что случилось? – спросил он,
стараясь быть мягким и пушистым. Ссориться с госпожой Мамзелькиной определенно
не имело смысла.
– Да так, разговорчик есть один. Про тебя
– да не к тебе… Хе-хе!
– Как это: про меня да не ко мне?
– Погоди чуток – узнаешь.
Аида Плаховна поправила съехавший с черепушки
парик и подошла к кабинету Арея. Дверь открылась. Мефодий наконец увидел шефа.
Тот прохаживался по комнате, изредка останавливаясь перед окном и барабаня по
стеклу пальцами. Глубокий шрам обозначился еще четче. Заметно было, что Арей
озабочен. На столе лежал сожженный, съежившийся пергамент. Мефодий готов был
поклясться, что пергамент вспыхнул от одного лишь взгляда, без применения
каких-либо иных магических или немагических средств.
Рядом с Ареем стояла притихшая Улита. Когда
скрипнула дверь, оба с неудовольствием обернулись. Ничуть не смущенная таким
приемом, старушенция прислонила косу и немедленно с удивительной для ее лет
резвостью кинулась к Арею.
– Арей, голуба моя! Слыхала я, твоя
ссылка закончена! Как я скучала, как скучала! Не забыл меня, а? Все собиралась
к тебе на маяк залететь, селезень мой сизокрылый! – взвизгнула она.
Арей обнял ее, и они троекратно поцеловались.
– Здравствуй, здравствуй, Аида! Давненько
тебя не видел! – приветствовал он старушенцию.
– А это еще кто? – ревниво спросила
Улита. Ей старушенция понравилась еще меньше, чем Мефодию.
Аида Плаховна поморщилась.
– Это я-то кто? Остынь, егоза! Иди
пополощись в формалине! Рожденный ползать должон не высовываться! – строго
одернула она.
– Аида, не надо! Не обижай ее! Это
Улита! – укоризненно сказал Арей.
– Что? Та самая девчонка, которая… –
начала Мамзелькина.
– Да. Та самая, – жестко перебил ее
Арей, ясно давая понять, что эта тема под запретом. Мамзелькина понимающе
кивнула и переключилась на собственные проблемы.
– Ах, Ареюшка! Тружусь в поте лица, жужжу
как пчелка, а никакой благодарности! Выпали волосы мои кудрявые! Иссохла грудь
высока-а-ая! Вытянули из меня все жилушки, аспиды! Медной полушки за работу мне
никогда не дали, корки черствой не бросили… Моим же куском и попрекнут! Нет уж,
ты покоси, покоси-и! – надрывалась она.
Ее слезы ртутными шариками раскатывались по полу.
Арей с Улитой переглянулись. Они давно почуяли, что хитрой старушенции что-то
нужно. Она явно притащилась неспроста.
– Медовухи? – без раскачки предложил
Арей.
Аида Плаховна перестала рыдать. Ртутные слезы
испарились.
– Я на работе, – сказала она сухо,
но все же несколько задумчиво.
– Хорошей медовухи! – искушал Арей.
Мамзелькина засомневалась. Болото собственных
желаний затягивало ее, как заблудившуюся лошадь.
– А что, есть и хорошая? Я ведь к тебе,
Ареюшка, на маяк почему не прилетала – думала, где тебе медовухи-то взять? А
прочего пойла у меня нутро не приемлет. Оно у меня разболтанное работой,
нутро-то! – сказала она.
– Признаться, остался у меня с давних
времен бочонок-другой. Я расходую медовуху довольно бережно, – произнес
Арей.
– Слушайте, – не выдержал
Мефодий. – Вы же стражи? Всесильные маги, да? Если вам что-то нужно –
неужели нельзя наколдовать?
Предложение вызвало неожиданную реакцию. Улита
хихикнула. Аида Мамзелькина плюнула.
– Сразу видать, парнишка, что ты
вчерашний лопухоид! Только лопухоиды без ума от магии, хотя ни бельмеса в ней
не парят! Ах, магия! Ах, волшебство! Ах, волшебная палочка! Тьфу!.. Наколдовать
можно что угодно. Можно даже превратить в медовуху всю воду в Атлантическом
океане. Но это будет совсем не то. Для того, кто знает толк в настоящей
выпивке, – уточнила она.
– А уж Аида знает! В этом не
сомневайся! – кивнул Арей.
– А то!.. В мире, полном магических
подделок и эрзацев, ценится только настоящее и истинное. Настоящие вещи,
настоящая любовь, настоящее пойло! Остальное – пусть катится ко всем…
нам! – с патетикой заявила Мамзелькина.
Больше она не отвлекалась. Тем более что на
столе появился внушительный глиняный жбан литров на восемь. «Хорошая медовуха
брезгует другой посудой», – немедленно прокомментировала «старшой менагер»
и надолго замолчала.
Лишь высосав треть жбана, Аида Плаховна
вспомнила о цели своего посещения.
– А… да! Яраат… твой… и не только твой
знакомый… вырвался из заточения! – сообщила она, озабоченно оглянувшись на
Мефодия.
Барон мрака почесал шею.
– Я знаю о бегстве Яраата. Не так давно
курьер принес письмо из Канцелярии, – заметил он.
«Которое ты зачем-то сжег», – подумал
Мефодий.
– Кто такой Яраат? – спросил он,
поняв по каким-то признакам, что все это имеет к нему прямое отношение.
Он спросил это у Улиты, но и Улита, и
Мамзелькина повернулись к Арею, уступая ему право ответа. Мефодий ощутил, что
Яраата и Арея что-то связывает. Что-то давнее.
– Яраат – оборотень. Убийца. Предатель…
Твой… и не только твой… лютый враг. Выбирай любое определение из трех или все
три разом. Не ошибешься. Теперь Яраат будет искать тебя, чтобы
прикончить, – кратко пояснил Арей.
– Прикончить меня? Я же ни с кем не
ссорился в магическом мире, – встревожился Мефодий.
Арей пожал плечами:
– Думаешь, это так важно? В нашем мире
ссоры случаются не так часто. У большинства стражей враги появляются задолго до
рождения. Это даже не вражда в обычном смысле… Просто кому-то нужно то, что
есть у тебя, и без этого ему никак. Ну как одна веревка, на которой над пропастью
повисли двое. Выхода два: или благородно уступи и разожми руки, или попытайся
сбросить другого. Каждый выбирает то решение, которое ему ближе и больше
соответствует его сути. Основная идея ясна?
– А вдвоем спастись нельзя? –
спросил Мефодий.
– Нет. Представь, что это тонкая веревка.
Возможно, она перетерлась. Выдержит только одного. Кто-то обязательно должен
сорваться, или погибнут оба, – сухо сказал Арей.
Он отвернулся, но Мефодий уже увидел в его
глазах смерть. Впервые она появилась, когда Арей назвал Яраата предателем.
– Разве Яраата не охраняли? –
спросила Улита.
