Его сестрица Зозо стояла рядом, бедром
оттесняла Эдю от раковины и нервно полоскала горло водой с йодом. После
утренней пробежки она ощущала себя разбитой морально и физически. Очеркист
Басевич в буквальном смысле забодал ее здоровым образом жизни. Последний раз он
позвонил час назад и минут пятнадцать достукивался, медитировала ли она сегодня
днем. Когда он наконец повесил трубку, Зозо трясло и колбасило. Ей хотелось
схватить телефон и шарахнуть им о стену. Все ее чакры хлебали отрицательную
энергию, как кингстоны тонущего линкора океанские воды. Зозо явно не пребывала
в гармонии и единении с окружающим миром.
– Тьфу! – сказала Зозо, сплевывая в
раковину воду. – Я ужасно волнуюсь за Мефодия! Как он там в новой школе?
Не обижают ли его другие детишки?
Эдя Хаврон захохотал:
– Детишки? Ты еще скажи: младенчики! Да
там каждого третьего можно повесить, каждого второго расстрелять, а оставшихся
посадить пожизненно! Знаю я этих папенькиных сынков! Они у нас в ресторане в
туалетах вечно пачкают! Хоть швейцара с ними посылай!
– Я беспокоюсь за Мефодия! Вдруг его там
будут обижать? Он такой сложный, такой непонятый! – сострадательно сказала
Зозо. Она, как истинная женщина, идеализировала собственного сына и скептически
относилась к детям всех прочих женщин.
– Приспособится! – уверенно заявил
Эдуард Хаврон и мощным толчком таза отогнал сестрицу от раковины. – Есть
два закона, которым подчиняются все мужчины мира. Закон кулака и закон
железного характера. Без первого еще туда-сюда обойтись можно, хотя и сложно,
но без второго уже совсем никак. У Мефодия и с тем и с другим все нормуль. Но,
учти, если твой батыр еще когда-нибудь сунет свою лапку мне в бумажник – я его
прикончу, как Тарас Бульба своего бульбенка!
Зозо Буслаева задумчиво почесала носик и
немного утешилась.
– Ты так думаешь, Эдя? Ну ладно!.. Их
директор Михаил Борисович просто прелесть. Да я его огуречным рассолом протру и
всего расцелую! Бесплатно взять нашего мальчика в такую дорогущую школу! Да там
каждый учитель профессор, а все уборщицы кандидаты наук!
– Во-во, и я о том же. Странновато
как-то. Надо бы пробить твоего арийца по милицейской базе. Мне подозрительна
эта бескорыстная любовь к детям, – сказал циничный Хаврон.
В комнате настойчиво зазвонил телефон.
– О нет! – простонала Зозо. –
Только не это! Эдя, сними! Если это Басевич спрашивает, полоскала ли я горло,
скажи, что я умерла.
Эдя пожал плечами и поднял трубку. Он обожал
распугивать ухажеров Зозо.
– Зоя? Она захлебнулась и уехала в морг…
Я так огорчился, что на работу на полчаса опоздал… – сказал он
небрежно. – Что? Кого вам? И его тоже нету… Он теперь здесь не будет жить.
Он в школе-интернате для умственно одаренных… Не знаю сколько. Пока умственно
не одарится… Ничего страшного! И вам того же!
Эдя отключил трубку и застыл, задумчиво
покусывая антенну радиотелефона.
– Кто это? Басевич? – крикнула из
ванной Зозо.
– Это не Басевич. Это некая Ирка,
спрашивала Мефодия. У нее голос задрожал, когда я ей сказал, что Мефодия нет.
Чтоб у нас клиенты две серебряных ложки украли, а я за них платил! – морща
лоб, сказал Эдя.
– А как Ирка отнеслась к тому, что я
захлебнулась? – ревниво спросила Зозо.
– Сносно отнеслась. Посочувствовала
немного.
– Типичная невестка, – вздохнула
Зозо.
Ей стало грустно. Она легла на диванчик,
сложила на животе руки и стала представлять себя несчастной, брошенной и
забытой. Слезинка, вскоре появившаяся в правом уголке глаза Зозо, ничуть не
мешала ей деловито разглядывать трещины штукатурки на потолке и прикидывать,
как развести жадного Эдю на ремонт.
Эдя Хаврон облачился в ресторанные латы и
отчалил, насвистывая в лифте приставучий свежий шлягер, в котором слова не
запоминались, зато музыка была сладкой как сироп и погружала мозг в жидкое
варенье. Толкнув дверь подъезда, Эдя вышел во двор и недовольно чихнул. Вокруг
его шеи аллергической удавкой захлестнулась первая неделя мая.
Эдя направился было в сторону маршрутки, как
вдруг дорогу ему деловито преградила девчонка с золотым колечком в нижней губе.
На плече у нее сидел страшный кот с хмурой мордой, обмотанный поперек туловища
шарфом. Шарф странным образом вздувался, образуя на лопатках нечто вроде горба
неясного происхождения.
– Привет! – сказала девчонка.
– Пока, малолетка! – сказал Эдя.
Он шагнул вправо, собираясь обойти ее, но
девчонка шагнула в ту же сторону, не пропуская его. Хаврон очень удивился и
машинально хотел нахамить, но вместо этого нервно облизал губы. Ему почудилось,
что он разглядел над головой девчонки нечто вроде сияющей окружности. Несколько
мгновений спустя он сообразил, что это просто падал свет фонаря, напротив
которого девчонка стояла. Но желание хамить странным образом иссякло.
– Привет! – сказал Эдя.
– Вот видишь! Быть вежливым даже приятно!
А теперь быстренько подумай о Мефодии! – велела девчонка.
– Опять о Мефодии? Не собираюсь я ни о
ком думать! В том числе и о Мефо… – начал Хаврон. Внезапно он осекся и
невольно оглянулся. Ему показалось, что кто-то сзади мягко подул ему в волосы.
– Умничка! Вполне достаточно. Больше
можешь не думать! Свои маленькие секретики оставь для бедных! –
великодушно разрешила девчонка.
Безобразный кот спрыгнул и, мурлыча, стал
тереться Эде о ноги. Настроение у Хаврона резко ухудшилось. Повар «Дамских
пальчиков» показался ему неисправимым хамом, клиентки набитыми дурами,
собственная жизнь жестянкой, и вообще захотелось плакать.
– Депресняк, отстань от человека! –
сердито сказала девчонка.
Кот лизнул лапу и неохотно отошел.
– Ну все! Вытри глазки! Депресняк уже
ушел. А теперь подумай, где сейчас находится Мефодий! – снова потребовала
девчонка.
– Детка, что ты от меня хочешь? Я не
собираюсь думать, где сейчас Ме… – переставая всхлипывать, начал Хаврон.
Девчонка прервала его утвердительным кивком.
На этот раз ощущение щекотки в волосах Хаврона было совсем мимолетным.
– Умничка, это все, что я хотела узнать!
Когда хлопнет дверь маршрутки, ты обо всем забудешь. Иди! – велела
девчонка и, ни разу не оглянувшись, скрылась за углом дома.
