Но горбун не спешил. Он уселся в мягкое кресло
и поджал ноги. В своем пестром одеянии он очень напоминал нахохлившегося яркого
попугая. Попугая, который быстро смелел и даже словно начинал презирать Арея за
то, что тот оставил ему жизнь.
– Твоя секретарша здесь?.. Нас никто не
услышит? – уточнил Лигул.
– Улита на дискотеке с каким-то джинном.
Они так зажигают, что в прошлый раз спалили… м-м-м… что же это было? То ли
ночной клуб, то ли казино.
– Арей, я же просил: не привлекать
лишнего внимания! – укоризненно сказал Лигул.
– При чем тут моя Улита? Это ее хахаль,
из твоей, кстати, Канцелярии. Джинна обозвали чучмеком, он и обиделся.
– Да, они слишком горячие, эти южные
парни. Но что я могу на этом безрыбье? Ничего не могу… Ах, Арей, кадры в нашем
деле решают все, – вздохнул Лигул.
– А все что не решают кадры – решаешь ты.
Но «ближе к телу!», как любит говорить моя секретарша! – зевнув, заметил
барон.
Лигул стал серьезным.
– Мы думали, что Мефодий должен
перешагнуть порог черно-белого лабиринта в день своего тринадцатилетия. Тогда
звезды займут нужное положение – не так ли?
– Так, – сказал Арей.
– Но при этом мы не учли, что Срединные
земли сами по себе находятся в движении.
– Срединные земли неподвижны. Не смеши
меня, Лигул, – сказал Арей.
– Так считалось раньше. Возможно, раньше
так и было. Но теперь Срединным землям вздумалось прийти в движение, тем более
что законы света и мрака там все равно не действуют… Звездочей, которого я
предусмотрительно оставил там наблюдать за созвездиями, доставил мне это
известие два часа назад. Я все проверил. Ошибки нет.
– И когда же Мефодий должен будет пройти
лабиринт? – перебил его Арей.
– Завтра, – быстро сказал
Лигул. – Все меняется крайне стремительно. Срединные земли просто
взбесились. Они искривляют пространство как хотят и за считаные секунды
проходят путь, на который раньше у них уходили столетия. Мефодий Буслаев должен
быть там завтра вечером… Положение звезд останется таким же на сутки.
Послезавтра к вечеру все уже закончится.
– Это невозможно. Мальчишка еще не готов.
Я ничему не успел его научить! – отказался Арей.
Горбун передернул плечами:
– Выхода нет. Или завтра вечером, или
через сто тысяч лет. Так сказал мой звездочей. Однако опасаюсь, что через сто
тысяч лет Мефодий Буслаев уже станет прахом, – строго сказал он.
Арей надолго задумался.
– Значит, завтра? – повторил он
мрачно.
– Да. Но одному ему не пройти. Нам
придется кого-то послать с ним. Даже если у мальчишки проклюнется его интуиция,
может возникнуть нечто такое, к чему он не готов, – сказал Лигул.
– Я сам пойду с ним, – решительно
заявил Арей.
Горбун ухмыльнулся:
– Нет. Не пойдешь.
– Почему это? Уж не ты ли мне
запретишь? – грозно спросил Арей.
Лицо Лигула мгновенно стало заискивающим.
– Я? Да кто я такой? Всего лишь жалкий
глава Канцелярии, который целыми днями просиживает с комиссионерскими
бумажонками… Ну, может, порой порадует себя парочкой свежих эйдосов. Нет, тебя
не пропустит сам лабиринт. Ни тебя, ни твою чудесную секретаршу, ни джиннов, ни
меня – никого… Чертов лабиринт любит молодость и дерзость. Все остальные,
включая мудрецов и воинов, для него лишь жалкий пепел. Вспомни магов вуду…
Разве он не показал это?
– К чему ты клонишь?
– Храм Вечного Ристалища соткан из света
и мрака примерно в равных пропорциях. Вот я и подумал, что для того, чтобы
пройти лабиринт, нужны тоже двое. Мрак с его изворотливостью, напором,
честолюбием и энергией – это, разумеется, Мефодий. И свет – с его оптимизмом,
идеализмом, хорошим настроением, способностью к любви и самопожертвованию…
– Ты говоришь о Дафне? – спросил
Арей.
– Да. О девчонке, беглом страже света…
Она пришла к нам более чем кстати.
– Откуда ты знаешь про девчонку? Тухломон
проболтался? Или снова этот? – Арей неприязненно кивнул на скулившего за
рамой висельника.
Лигул потер сухие ладошки.
– Ты будешь смеяться, но ни Тухломон, ни
висельник тут ни при чем. Ты меня недооцениваешь, Арей! Ты меня всегда
недооценивал… Я считаю не просто на ход вперед, я вижу всю партию… –
прошуршал он.
– Ты о чем это?
– Все о том же… – хихикнул горбун. –
Не забудь напомнить Даф, чтобы она взяла с собой украденный рог! Сдается мне,
он ей пригодится!.. До встречи, Арей! Когда мои болваны очнутся, передай им,
что они уволены! И не забудь разбить их дархи! Сам бы я поступил точно так же.
Прощай!
Горбун внезапно вскинул вверх длинные тонкие
руки и резко, как взлетающая птица, взмахнул свободными рукавами цветастого
халата. Арей невольно зажмурился, ослепленный колким голубоватым сиянием. Когда
же предметы вновь обрели четкость, он обнаружил, что кресло опустело. Горбун
исчез.
– Как бы там ни было, а свое исчезновение
он подготовил красиво! Трусы всегда продумывают детали! – заметил Арей.
Мечник подошел к черному зеркалу и, скрестив
на груди руки, долго разглядывал свое отражение.
– Хотел бы я знать, почему Лигул так
уверен, что девчонке можно доверять? Что оказавшись в дальней комнате Храма,
она первой не получит то, что должно достаться мраку, и не передаст это свету?
Скорее гиена станет вегетарианкой, чем Лигул сделает что-то без расчета… –
пробормотал он, вглядываясь в свое разрубленное лицо, теперь кажущееся ему
втройне безобразным.
Арей повернулся и пошел, а отражение так и
осталось в стекле, глядя ему в спину. Потом повернулось и тоже пошло –
неизвестно куда, неизвестно зачем.
* * *
В тот вечер Мефодий уже не видел Даф.
Глумович, напуганный и мрачный более обыкновенного, увел ее в другое крыло, где
жили девчонки. Потом Глумович еще раз мелькнул в дальнем конце коридора, но
Дафна так и не появилась. Должно быть, она обустраивалась на новом месте, знакомилась
со своей соседкой по комнате и вообще осваивалась в лопухоидном мире. Мефодий
испытал разочарование.