«А что я хотел? Чтоб она ни на шаг от меня не
отходила? Торчала тут в комнате и любовалась полосатыми носками Воввы Скунсо?»
– подумал он, злясь на себя. А еще он вспомнил, что уже несколько дней не
заходил к Ирке и даже не звонил ей, хотя временами почти ощущал исходившие от
Ирки импульсы обиды, беспокойства и удивления. «Надо ей позвонить!» – говорил он
себе и не звонил, именно потому что надо было.
Весь вечер Вовва доставал Мефодия расспросами
о магии. Под конец Мефодий, отлично понимавший, что искренность здесь неуместна
– и ситуация не та, и человек не тот, – даже рассердился:
– При чем тут магия? Магия – это для
даунов! Я занимаюсь энергетической йогой!
– Йогой? Или ты меня научишь, или я тебя
заложу! Все наши подтвердят. Заплеваев, Андрюха Бортов, Дрелль… – начал
перечислять Скунсо. Его глаза забегали, как тараканы.
– Ладно, – вздохнул Мефодий. –
Тогда урок первый! Сядь в позу лотоса, указательный палец правой руки положи на
солнечное сплетение и четыре часа массируй его по часовой стрелке, а потом
четыре часа против. И так каждый день на протяжении трех лет.
– И что, стану таким как ты?
Мефодий передернул плечами:
– Гарантию дает только страховое
общество.
Скунсо, задумавшись, потрогал пальцем свой
живот и вздохнул. Видно, понял, что йогом ему никогда не стать.
– Хм… А что у тебя в футляре?
– В каком?
– Ты спрятал футляр под кровать, когда я
входил. Не притворяйся! Я ведь все равно посмотрю, когда тебя не будет! Или
ночью! – прищурился Скунсо.
– Посмотри! – разрешил
Мефодий. – Чего откладывать-то? Все там будем, у Мамзелькиной!
За меч он не боялся. Магические мечи непросто
украсть, если они сами этого не захотят.
Он выключил свет и повернулся к стене. Скунсо
ему окончательно надоел. Надоел с этого момента и до своего могильного
памятника. Некоторое время перед глазами Буслаева еще мелькали какие-то лица:
Улиты, Тухломона, а потом все их вытеснило улыбающееся лицо Даф с веселыми
белыми хвостами, торчащими так мягко и непредсказуемо. В какой-то момент
Мефодий испытал острую тревогу, будто кто-то очень дурной вспомнил о нем и
протянул к нему когтистую лапу. Это было примерно в то самое время, когда на
асфальт у дома № 13 ступила нога горбуна.
А потом… потом Мефодий просто заснул,
нокаутированный усталостью, уже без кошмаров и видений. А перед рассветом у
Скунсо внезапно зазвонил мобильник. Скунсо с трудом нашарил его и поднес к уху.
– Кто еще там? Совсем чокнулись? –
спросил он. Спросонья «чокнулись» вышли у него как «чукнулись».
Ему ответили. Судя по всему, раза три подряд.
Несколько секунд Скунсо слушал, а потом, щелкая от страха зубами, уставился на
Мефодия.
– Это, к-кажется, т-тебя! – сказал
он.
Звонила Улита. То, что это именно Улита, Меф
сообразил сразу, как только вылетевший из динамика сноп звуков врезал ему по
барабанным перепонкам.
– Алло, Меф! Как слышишь меня, прием?
– Уже плохо… Мне срочно надо к
ухо-горло-носу, – сказал Мефодий, с трудом сдерживаясь, чтобы не
посоветовать ей повесить трубку и орать просто так, открыв окно. Подумаешь,
какие-то полкилометра – такому голосу перекрыть их не проблема.
– Не выдумывай! Живо бери ноги в руки и
беги в контору! – рявкнули ему в ответ.
Мефодий осторожно переложил трубку к другому
уху.
– А в чем дело-то? – спросил он.
– Придешь – узнаешь!
«Ох уж эти наши секреты!» – с тоской подумал
Буслаев и спросил:
– Улита, а по телефону нельзя?
– Если бы было «льзя», я бы сказала.
Конец связи!
– А так нельзя было позвать?.. И откуда
узнала номер Во… ввввввы! – последнее Мефодий добавил, взглянув на хозяина
мобильника.
Вопрос, откуда она узнала номер, Улита
проигнорировала. Видно, для серьезного стража мрака он звучал по-идиотски.
– Я уж было телепортировать к тебе
хотела, да только платье прожигать в лом! Да и потом, твой гормонально
продвинутый Скунсо мне мало интересен… Ты в книгу-то давно заглядывал?
Забываете инструкции, мла-адой члавек! Стыдна-а! – смягчаясь, ехидно
сказала Улита.
Мефодий уставился на тумбочку, где алела и
вспыхивала Книга Хамелеонов. Она была так возмущена, так полыхала, что Мефодий
не слишком удивился, обнаружив, что она называется теперь «Двести блюд из
гороха», автором которой значился известный в узком кругу широких масс господин
Урюкин.
– А Да… Дашу брать с собой? –
спросил Мефодий, вспоминая о Скунсо, который, даже зевая, слушал во все уши.
Улита засмеялась:
– Ее я уже вызвала! Уж она-то в магии
булькает чуть-чуть повыше ватерлинии! Ты еще там? Говорят тебе, одна нога здесь,
а другую тебе сейчас вообще оторвут!
Мефодий быстро оделся и, кинув изумленному
Вовве мобильник, стал выбираться в окно. Потом вернулся и захватил с собой
футляр с мечом. Прыгать было невысоко – со второго этажа в сирень. Он ощущал,
что идти сейчас через школу не стоит.
– А если кто-то спросит?.. – ехидно
начал Скунсо.
Оглянувшись, Буслаев многозначительно провел
большим пальцем по своему горлу. Он сам не понял, что уж там появилось в его
глазах, но Вовва торопливо отодвинулся.
– Понял! Все уже спросили! – сказал
он бодро.
Мефодий спрыгнул, и сирень приняла его в
упругие объятия, в негодовании хлестнув веткой по щеке. Потирая щеку, он
выбрался из кустарника. Скунсо наверху захлопнул раму, причем, что Мефодий
невольно оценил, без особого шума. Мефодий скользнул вдоль школы к крылу
девчонок, не понимая, куда запропастилась Дафна. Все было тихо – во всех окнах
плескалась ночь.
«Куда она делась? Не кричать же?» – подумал
Мефодий.
Внезапно одна из рам на третьем этаже
открылась, и оттуда кто-то ловко и бесшумно выскользнул головой вниз. Мефодий
вскрикнул, уверенный, что, упав таким образом, можно сломать шею. Но у самой
земли что-то всплеснуло над плечами у фигурки, и рядом с ним на асфальт
спокойно опустилась Даф. Джинсовую куртку она успела поменять на водолазку. Из
рюкзака у нее, как и прежде, торчала флейта.
– Чего стоим? Кого ждем? Потопали? –
предложила она, небрежно касаясь своего бронзового украшения на шнурке. Большие
белые крылья, только что вздымавшиеся у нее за плечами, исчезли.
– Что это было? – спросил Мефодий.
