Он посмотрел на солнце – или то, что замещало
солнце в этом странном, реальном и одновременно выдуманном мире. Оно почти уже
закатилось. Теперь на его месте был лишь красноватый, опадающий за горизонт
шар. С другой стороны – немного наискось – выползала бледная и томная луна.
Мефодий неосознанно попытался сдвинуть ее глазами, как некогда двигал лунное
отражение, но луна насмешливо осталась на месте.
Мефодий вновь встал к порогу, на котором уже
лежал Депресняк. Хвост кота чуть заметно подрагивал. Внимательный глаз смотрел
в сторону лабиринта.
Дафна, скучая, вытащила флейту и попыталась
что-нибудь сыграть на ней – что-нибудь вполне безобидное. Однако тут – у самого
лабиринта – маголодии не звучали. Из флейты не вырвалось ни единого звука.
Более того, Даф ощутила слабый запах разогревшегося металла. Медная полоска,
опоясывающая флейту, внезапно раскалилась и попыталась прожечь дерево. Это был
тонкий намек, что магию здесь использовать не стоит, или последствия могут быть
печальными.
– Ну и не надо! – сказала Дафна и
обиженно спрятала флейту в рюкзак.
Вспомнив об интуитивном зрении, Мефодий
зажмурился, представил себе повязку и попытался открыть во мраке ту самую
крошечную световую щель. Внутреннее зрение подчинилось легко и охотно. С такой
готовностью, что Мефодий ощутил даже фальшь. Однако в лабиринте все равно
ничего не изменилось. Закрытыми глазами он видел то же самое, что и открытыми.
«Разумеется, а я чего хотел? Если бы все было
так просто… Интуитивное зрение есть у каждого стража», – подумал он.
Луна поднялась выше. Мефодий невольно взглянул
на нее и… обнаружил вдруг, что луна стала ярче, белее, наполнилась слепящим
светом… Рядом с луной зигзагом выстроились три звезды – одна крупная и две
точно стражи по бокам. И еще Мефодий понял, что впитывает этот свет, пьет его
жадно, будто парное молоко. Даф, случайно взглянувшая на Мефодия, так и
застыла. Она явственно увидела две пульсирующие нити, связывающие его зрачки с
диском луны. И еще три тонкие нити – нити звезд, скользившие к его вискам.
Даф затаилась, боясь спугнуть лунную магию.
Так прошла минута или две. Затем что-то произошло в небе. Расстояние между
звездами изменилось, луна прошла критическую точку и… все погасло, пропало,
исчезло… Но еще прежде, чем лунные дороги померкли, Мефодий ощутил такую
наполненность силой, которой не было у него никогда. Он был переполнен,
пресыщен, буквально икал от энергетической сытости.
Биовампирский котик Депресняк кинулся было
тереться об его ногу, но сразу заискрил и плюхнулся на камни в состоянии
крайнего экстаза, напоминающего передоз валерьянки. Не совсем понимая еще, что
с ним произошло, Мефодий шагнул к порогу и взглянул на плиты.
Что-то изменилось. Большинство плит погасло,
зато оставшиеся образовали дорогу. То, что прежде было хаосом мерцающих пятен,
стало теперь тропой. Причудливой, светящейся, то и дело возвращающейся назад и
вновь отважно и упрямо кидавшейся вперед. Иногда в тропе что-то менялось,
что-то вспыхивало ярче, что-то гасло, что-то бледнело. Там же, где тропа
пролегала прежде, появлялось вдруг черное бурлящее ничто, путь же к дальней
двери начинал пролегать совсем в ином месте. Лабиринт был непредсказуем, он
постоянно менялся. Он был сшит на живую нитку. Он сам был, наконец, живой
нитью.
Пространство раздвигалось вверх, вширь.
Буслаев увидел вдруг и то что было, и то что есть, и даже то, что может
случиться в ближайшем будущем. Сотни разных судеб, сотни путей – совсем коротких,
просто коротких или даже длинных, у каждого из которых был свой финал…
Возможности ветвились, и Мефодий подумал, что знать все – это все равно что не
знать ничего. Абсолютная истина в неабсолютности всех и всяческих истин.
– Ты что-нибудь видишь? – проверяя
себя, спросил Мефодий у Даф.
– Ну да, – удивленно ответила Даф.
– Что ты видишь? Тропу?
– Да нет… Просто плиты… – сказала
она.
– Такие же, как и прежде?
– М-м-м… Ну да…
Мефодий вновь повернулся к порогу. «Шагнешь
только тогда, когда сможешь», – опять услышал он голос Арея и понял, что
уже может. Терять время не стоило. Кто знает, как надолго останется у него этот
странный лунный дар, не случится ли так, что…
– Пошли! – сказал он Даф. –
Шаги делать только после меня… На ту же плиту. Никакого отступления – даже
малейшего. И еще одно… Не мешкай! Если плита вдруг погаснет, когда ты будешь на
одной плите, а я на другой…
– То мы никогда не встретимся? –
быстро спросила Даф.
– Примерно, – сказал Мефодий. Ему не
хотелось говорить, что Дафна попросту перестанет существовать.
Даф коснулась пальцем носа Депресняка.
– Останешься тут! – приказала она
ему. Депресняк мяукнул и перевернулся на спину.
Мефодий ступил на порог, еще раз взглянул на
серебрящиеся плиты, попытался на всякий случай запомнить хотя бы дюжину первых
– дальше все уже путалось и прыгало – и… сделал первый шаг… Ему почудилось, что
он сорвался с вышки в ледяное море и теперь летит вниз. Мгновение, которое его
нога провела в воздухе, опускаясь на плиту, показалось бесконечным, растянувшись
на века и столетия. Плита глухо чавкнула, провалилась вниз и… остановилась.
Мефодий ощутил, как по его телу, от ступни и
до мозга, прокатилась волна. Лабиринт изучал его, готовый в любое мгновение
спокойно и без всяких эмоций закрыть файл, озаглавленный «Мефодий Буслаев».
И – не закрыл его.
Даф шагнула за ним.
Путь назад был отрезан. Депресняк без особого
сожаления проводил их взглядом.
* * *
Шаг… Шаг… Шаг… И каждый был точно последним.
Плиты вздрагивали под ногами и неуловимо погружались в ничто. Мефодий ясно
ощущал глухой толчок, повторявшийся дважды. Когда ступал он и когда ступала
Даф. Ее шаги были легче, неуловимее. Она двигалась легко и грациозно, точно
кошка. Неудивительно, что Депресняк, мурлыкавший теперь снаружи, охотно признал
в ней хозяйку.
Перед каждым новым шагом сердце у Мефодия
замирало… Прав ли он, не ошибается ли… Ощущение было как у человека, который
идет по минному полю. Плита, плита, еще плита. Мефодий так и не понял,
существовала ли в чередовании плит система или же систему стоило искать именно
в бессистемной причудливости, в которой плиты были расположены.
