— Что, если вы снимете автомобильный плащ? Вы не простудитесь? Он слишком узнаваем.
Молодая леди кивнула, смущенно улыбнулась и сняла плащ, под которым оказался синий костюм. В следующую секунду он свернул плащ и засунул его между подушек.
— Сойдет, — пробормотал он, критически окидывая ее взглядом. — Не забудьте, что вы должны ступать как можно тяжелее и опираться на мою руку. Вы говорите по-английски? Хорошо. Об остальном я позабочусь. Мы готовы! Пять минут ровно, — крикнул он шоферу.
Урчание мотора вмиг превратилось в пронзительный рев, и машина рванула вперед со скоростью снаряда, выпущенного из пушки. По-видимому, шофер, перед мысленным взором которого маячил четырехкратный гонорар, счел слишком рискованным ехать по главным улицам и на первом же углу резко крутанул машину, бросив трепещущую молодую леди в объятия Филиппа. Затем на той же бешеной скорости они помчались по длинным узким улицам, которые освещались газовыми фонарями не лучше, чем если бы это были обычные сальные свечи. На перекрестках, которые шофер проезжал, как скоростной поезд, ставя под угрозу безопасность всех окружающих и пренебрегая всеми возможными правилами, пассажиров регулярно подбрасывало почти до потолка. Раз-другой они замечали смутные очертания людей, выбегающих из переулков, а один раз каким-то чудом им удалось не врезаться в забор, который не был освещен и уведомлял о том, что проезд закрыт. Они затормозили так резко, что секунду им казалось, что автомобиль рассыпется на кусочки; но уже в следующий миг шофер вырулил на поперечную улицу и с той же умопомрачительной скоростью помчался дальше по сети переулков, где ему каждую минуту приходилось сворачивать то вправо, то влево, потому что ни один из них не был длиннее двухсот метров. Обоим пассажирам машина начала казаться урчащим животным из семейства кошачьих, которое перемещается гигантскими прыжками и между ними резко останавливается. Филипп Колин, хотя и хорошо знал парижских шоферов, невольно затаил дыхание и шепотом божился, обещая поставить Богородице восковую свечу, если все кончится благополучно. Внезапно шофер, сбросив скорость, вывернул на открытую площадь и остановился прямо перед входом в Лионский вокзал. Филипп посмотрел на часы.
— Девять минут, — пробормотал он. — Клянусь Гелиосом и его горящей колесницей, это стоит пятикратной таксы!
Он выпрыгнул из машины и протянул шоферу сто франков; тот стоял рядом с тарахтящей машиной, преисполненный галльского самодовольства. Затем Филипп махнул своей спутнице.
— Этель, dear,
[51]
— крикнул он, подражая неприятному американскому носовому прононсу, — поторопись, please,
[52]
не то мы опоздаем на поезд!
Шофер, бледный кареглазый парижанин, лукавый, как все представители его нации, изумленно уставился на даму, к которой относились эти слова.
— Nom d'un chien!
[53]
— пробормотал он, держа в руке свою банкноту. — На бульваре Капуцинов ко мне села молодая дама в автомобильном плаще, а у Лионского вокзала я высаживаю сорокалетнюю англичанку, которая еле двигается! Nom d'un chien — надо поскорее сматывать удочки и сбыть эту сотенную с рук!
Шофер поспешил претворить свое решение в жизнь, а Филипп Колин и его увядающая невеста быстро зашагали по перрону. По дороге Филипп оглашал перрон назальными американскими возгласами о том, что они опаздывают, а она вторила ему с актерским мастерством, которого он никак не мог от нее ожидать. После нескольких секунд форсированного марша они очутились перед пятым вагоном ночного экспресса; с помощью Филиппа она с трудом поднялась в вагон. Оказавшись внутри, он наклонился к ней и спросил шепотом, все еще по-английски:
— Вы кого-нибудь видели?
— Да, но не думаю, что они меня узнали. Где наши места?
— Здесь, — сказал он, сверившись с билетом, и подтолкнул ее в купе. — Взгляните еще раз, только осторожно; так, чтобы свет не падал на ваше лицо; если кого-то заметите — скажите мне.
Повинуясь его указаниям, она выглянула в окно. В ту же минуту в вагоне закрылись последние двери; поезд дернулся и медленно двинулся с места. Не отрывая взгляда от одной точки, от выхода на перрон, она прошептала:
— Слава Богу, опасность миновала. Тот, кто меня преследовал, уходит; он явно разочарован.
Филипп, украдкой проследив направление ее взгляда, увидел высокого худощавого человека, который покидал перрон, бросив последний, удрученный взгляд на уходящий поезд. Филипп заметно вздрогнул. Где ему доводилось видеть это лицо? Он готов был поклясться чем угодно, что он уже видел его, это лицо было ему знакомо — а может быть, не только лицо, но и его владелец? Но откуда? Откуда? Он решил подумать об этом, когда останется один, и повернулся к своей спутнице, которая уже опустилась на сиденье в углу купе.
— Ну что ж, мадам, — сказал он. — Пока все идет хорошо. Будем надеяться, что удача будет сопутствовать нам и дальше. Остается еще один пункт, к которому я совсем забыл вас подготовить.
— Какой еще пункт?
Она улыбнулась ему с благодарностью.
— Ваше имя. Я не имел чести узнать ваше настоящее имя, но я знаю, как вы будете называться в ближайшие двенадцать часов.
— И как же?
— Мадам Пелотард.
Вскочив, она уставилась на него с удивлением и гневом. Он пожал плечами и в ответ саркастически улыбнулся.
— Ведь вы путешествуете по моему билету, н-да… — проговорил он. — Слава богу, я всегда бронирую два отделения. Не беспокойтесь, мадам, между ними есть перегородка, и дверь в отделение запирается!
Глава четвертая,
в коей доказывается, что если верно то, что глас народа есть глас Божий, то в некоторых случаях то же можно сказать и о гласе газетчика
Воздух, который через входную дверь проникал в холл отеля, был прохладен и чист. На сквозняке светло-зеленая листва бамбуковых деревьев слегка шелестела, а розы в хрустальных вазах распространяли по всему холлу волны аромата. Сквозь занавеси на больших окнах в залу проникал солнечный свет, а за окнами над большим шумным городом круглилось высокое синее небо.
Дело было в марсельском отеле «Д'Англетер» нежным весенним утром третьего месяца года.
Часы пробили восемь, и гостиничный омнибус только что отъехал от станции. В нем сидело четверо пассажиров: двое пожилых англичан, господин лет тридцати пяти с черными усиками и дама приблизительно на десять лет старше его. Если по прибытии англичане поспешили записать свои имена в регистрационную книгу, то вторая пара кивнула швейцару, чтобы тот подождал, и расположилась в общей зале так, чтобы никто не мог их услышать. Молодой господин, похоже, был в превосходном расположении духа; однако его спутница казалась подавленной и поминутно бросала печальные взгляды на собственное отражение в зеркалах. Первым заговорил он:
