Бак приблизился к нему, когда тот, закончив торговлю, уселся перед тлеющим костром и принялся с удовольствием жевать индейскую картошку
[2]
.
— С кем имею честь? — спросил юноша и окинул Бака взглядом, полным небесной синевы.
Эллисон представился.
— Меня зовут Чарли, — в свою очередь представился молодой человек. — Чарли Рейнолдс. Моё имя вам ничего не скажет…
Из-за частокола послышалось протяжное пение гармоники и треньканье банджо.
— Этой весной меня, как и многих других, потянуло в Пайнс-Пик за золотом, — рассказывал Чарли, отхлёбывая ароматный кофе и вкусно причмокивая. — Я решил оставить домашний уют и вкусить самостоятельности. Всё-таки восемнадцать лет уже набежало. Ты, наверное, представляешь, как сходят с ума из-за золота. Так вот и я тоже решил сделаться старателем. Но судьба, как говорится, сплясала другой танец. Партия, с которой я ехал, не добралась до цели.
— Индейцы?
— Да. Они атаковали обоз. Я оказался среди тех нескольких счастливых, кого смерть обошла стороной. Мне думается, что это везение должно стать добрым знаком всей моей жизни… В форте Кирни я сошёлся со старым траппером
[3]
по имени Грин. Он живёт на острове. Одним словом, пожил я с ним недолго. Не по душе мне люди без совести. Возможно, в этом краю нельзя требовать, чтобы человек из леса был джентльменом, но я пока не привык ладить с такими… Однажды мы с Грином обнаружили на дереве привязанное тело умершей индеанки. Он не долго думая сбросил труп на землю, расчленил его и стал использовать куски в качестве приманки для волков. Чёрт возьми, на этом наше партнёрство прервалось. Я понимаю, что покойнику всё равно, но кормить им псов… Не в моём это вкусе. Грин считает иначе. Может быть, для пограничья это норма? Собственно, из дома я улизнул вовсе не в поисках романтики, я уверен, что таковой вообще нет. Писатели выводят романтическими красками зачастую самые отвратительные стороны жизни и делают из страшного события весьма привлекательную картинку. Разве я не прав, Бак? А тут мне показалось, что многие специально заставляют себя быть жестокосердными, чтобы очерстветь и не пугаться окружающего мира. Ведь здесь нет полированных банкетных столов, с которых можно прихватить ломтик колбаски. Эта земля требует, чтобы человек был волком, чтобы мог одолеть волка, чтобы жить и выживать. Не знаю, сумею ли я стать таким. Мне кажется, что сумею, потому что здесь, несмотря на всю первобытную дикость, есть нечто затягивающее. Я сам себе удивляюсь: откуда во мне такое желание порвать с цивилизацией? Но Бог не простит мне, если я из человека сделаюсь зверем. Он никому не простит этого…
Чарли Рейнолдс происходил из респектабельной семьи, учился в Абингдонском колледже, но вдруг бросил всё и сбежал в дикий край, чем едва не свёл отца в могилу. Хорошее воспитание не помешало ему в кратчайшее время освоиться и вжиться в мир следопытов и охотников, словно он сам родился и вырос на равнинах.
Расставаясь с Эллисоном, он и не предполагал, что через шестнадцать лет судьба сведёт их вновь при совершенно иных обстоятельствах. Но до той встречи он пройдёт через гражданскую войну, помотается после её окончания по пыльным каньонам Канзаса и Колорадо, отстреливаясь от Шайенов, забредёт в Санта-Фе, где его охватит головокружительная любовь к мексиканской девушке. Ангел-хранитель проведёт его по просторам Небраски, не раз сохранит его скальп в стычках с дикарями, оставит невредимым после дуэли в форте Макферсон, тогда как стрелявшийся с ним офицер лишится руки. Наконец, Чарли Рейнолдс доберётся до Чёрных Холмов и до Сочной Травы, где тропа его оборвётся. Именно в долине реки Сочной Травы Бак Эллисон увидит его ещё раз…
Бак распрощался с юношей, однако сам промыкался возле торгового поста почти всю осень, подобно Болтающимся-Около-Форта-Бездельникам. Он не знал, куда себя деть.
5
Зимой он ушёл поначалу на Белую Реку, где устроился в пустующей бревенчатой избе. Неподалёку от задней стены он обнаружил маленький холмик с размокшей дощечкой, на которой с трудом угадывались остатки вырезанной эпитафии.
Баку был нужен запас жира на зиму, и он счёл себя самым удачливым человеком, наткнувшись на медвежью берлогу на второй день своего пребывания в избе, когда отправился на охоту. То, что берлога была обитаема, Бак понял с первого взгляда. Медведь забрался туда через узкий проход и прикрыл отверстие ветками и мхом. Осторожно приподняв ветви, он заглянул в берлогу. Изнутри сильно пахло зверем.
— Чудесно, — прошептал Эллисон и отступил на несколько шагов, чтобы сделать небольшой факел, с помощью которого намеревался выгнать медведя из его землянки.
Запалив факел, Бак приготовил винтовку, проверив наличие патрона в стволе, и шагнул к берлоге. Если бы у него был помощник, Бак чувствовал бы себя увереннее, но он был в полном одиночестве. Сердце учащённо билось. Он собрался с духом и бросил пылающий факел внутрь. Едва освободившись от горящей палки, Эллисон кинулся прочь от медвежьего жилища. Он успел сделать не более пятнадцати шагов, когда услышал злобное ворчание, а затем и рёв медведя. Убегать дальше было невозможно. Бак повернулся и поднял винтовку к плечу. В следующую минуту медведь выбрался из берлоги. Шерсть его ощетинилась, от правого бока валил дым. Отряхиваясь, огромный зверь остановился. Он не понимал, что произошло, и всё ещё находился в полусне.
Эллисон плавно потянул спусковой крючок, и медведь опрокинулся на бок, дрыгая лапами. Бак передёрнул затвор и, продолжая держать медведя на прицеле, приблизился к нему. Язык вывалился из пасти медведя, уши едва заметно шевелились. Но то были последние движения огромного зверя.
— Хороший выстрел, — похвалил себя Бак.
Он ловко свежевал тушу, отделил жир от мяса и внутренностей и наполнил им две большие кожаные сумки. С трудом передвигаясь по глубокому снегу, он вернулся к избе и приготовил лошадь, чтобы на ней перевезти медвежье мясо в дом. Небольшие куски он оставил в качестве приманки для волков и койотов, надеясь, что к утру в его капканы попадётся не один пушистый хищник.
Наслушавшись всевозможных историй золотоискателей, он решил попытать счастья в намывании золотого песка. Дело это, однако, оказалось совершенно для него незнакомым и неинтересным. Бак продержал лоток в руках не дольше двух дней, после чего раздражённо забросил его в дальний угол избы.
— Глупость какая! Куда приятнее бить зверей и продавать их шкуры.
Махнув рукой на профессию старателя, Бак Эллисон жил в своём доме ещё месяц, затем затосковал, собрал пожитки и перебрался в лагерь Лакотов, где его тепло встретили члены индейской семьи. Отцу и двум своим близким друзьям он привёз в подарок по длинноствольному ружью, а старейшине общины преподнёс широкий пояс с пристёгнутой кобурой и большим барабанным пистолетом. Множество гостей собиралась в типи
[4]
Жёлтой Птицы послушать длинные повествования о жизни Далёкого Выстрела среди бледнолицего народа, и белые люди казались дикарям странными существами, которых Великий Дух лишил за какие-то провинности разума и смысла жизни.
