— Отец мой отдал всё это мне в пользование: деревья, горы, реки… Все они принимают участие в нашем празднике…
А потом лучшие молодые люди, одетые в самые яркие костюмы, выезжали верхом в поисках дерева, которое сделают столбом в центре площадки для танцев. И девушки, не знавшие ещё мужчин, взволнованно сбивались вместе, гадая, которой из них могут предложить участвовать в освящении столба.
После многочисленных церемоний, песен, бесконечных глашатаев, торжественных процессий наступал четвёртый день — день Пляски. К полудню шаманы покидали Одинокое Типи, неся в руках разные погремушки, бубны и священную трубку. Устанавливался центральный столб, на верхушке которого закреплены пучки травы, вырезанные из кожи бизона фигурки человека и быка, несколько длинных тросточек с привязанными к ним табачными кисетами.
— Вот я стою, священный, перед вами, — пела громко одна группа, — в центре земли стою я и взираю на вас. Я узнаю людей вокруг меня.
— Отец наш, мы чтим тебя, находящегося в месте Четырёх Ветров. Мы носим священные вещи перед тобой. Мы собрались всем племенем, потому что хотим жить, — пела другая группа.
И вот уже шаманы проткнули острыми костяшками кожу на грудных мышцах тем, кто несколько дней тщательно готовил себя к исполнению танца, привязали к ним тонкие кожаные ремни, свисавшие с верхушки столба. Тела танцоров сплошь покрыты краской: одни полностью жёлтые, у других — чёрные ноги и белый торс, третьи усыпаны красными точками от пят до головы.
Под звуки множества голосов танцоры отклонились назад, и проткнутые грудные мышцы натянулись, сильно потекла кровь по телу. Длинные ремни эластично напружинились, подтягивая юношей обратно к столбу, но те при каждом шаге отклонялись назад.
— Я пошлю молитву с этим танцем. Услышь меня, Земля! — затянул один из танцующих, перекрывая других поющих. — Прими мою плоть, Мать-Земля, прими кровь мою!
Лица собравшихся светились сильным возбуждением, кто-то выглядел радостным, кто-то торжественным и напряженным, внимающим каждому звуку огромного лагеря, утонувшего в море голосов и барабанном бое. Иногда кто-нибудь из танцоров с громким криком резко дергался назад, и острые костяшки-крюки с треском рвали проткнутые грудные мышцы. Кровь заливала руки тех, кто подхватывал освободившегося человека. Воздух, и без того наполненный голосами до невозможного, взрывался восторженными воплями.
Временами хор поющих смолкал, тогда громко слышались протяжные слова шамана:
— Стоящий Над Всеми, обрати к нам свои уши. Многие люди ослабли. Нас одолели недуги белокожих пришельцев. Стада бизонов исчезают, как вода под жарким солнцем. Мы знаем, что это наказание ты послал нам за непослушание, Великий Дух, но сжалься над своими детьми! Наши юноши отдают сейчас свои тела на мучения, чтобы кровью смыть свою вину перед тобой. Прими их страдания, Владыка Жизни, и избавь нас от бед. Храбрые сами отдают тебе свою кровь, не отвергай их жертвы. Обрати свой взор и на ослабших женщин и детей нашего народа. У нас нет другого защитника, кроме тебя, Создатель. Нам не у кого просить силу. Только ты способен укрепить нас, Могущественный и Непознаваемый!
Тропа воров (1873)
1
Весна растопила снег и смыла грязь зимних облаков с небосвода. Заискрились под девственной голубизной свежие хрустальные резцы Скалистых Гор. Ожили холмы, затрепетав молодой травой на ветру.
Каждый день девушки бегали к пасущемуся табуну и радостно мчались назад в лагерь, сообщая о новых родившихся крапчатых жеребятах, что считалось добрым знаком, предвещающим хорошее лето. Однажды разведчики оповестили, что огромное стадо бизонов направлялось в долину, покрывая окрестные холмы живым чёрным ковром. Охотники начали скорые приготовления. Однако первая же партия, отправившаяся за мясом, обнаружила отряд Абсароков. Обнажённые Лакоты вскинули луки, огласили воздух протяжными криками и пустилась за чужаками, которые, очевидно, преследовали то же самое стадо. Преследуя врагов, Оглалы взлетели на очередной косогор, за которым скрылись пышно разодетые Абсароки, и перед ними открылся вид целого лагеря. Вместе с палатками Абсароков в утреннем тумане утопали и жилища Проткнутых Носов. Лакоты повертелись на гребне холма, обозревая стойбище и не прекращая свои угрожающий вой, и повернули обратно. Противник был слишком силен для них. Но к полудню через холм перевалила целая орда Лакотов, одетых и покрашенных для сражения. Бак мчался бок о бок с Неистовой Лошадью. Ближе к деревне Вороньих Людей и Проткнутых Носов отряд распался, и Лакоты рассыпались, истошно гикая и улюлюкая. Поверх голов всадников Бак видел чучело сокола на затылке Неистовой Лошади и поднятое над ним ружьё с привязанным к стволу пучком чёрных перьев. Многие Лакоты ворвались во вражеский лагерь, но им не удалось увести ни единой лошади, так как Абсароки предусмотрительно переправили свой табун на остров разлившейся позади деревни реки. Их женщины успели, ожидая нападения Лакотов, вырыть вокруг многих типи небольшие траншеи, где затаились теперь мужчины. Бак отъехал назад и остановил горячего жеребца. Рядом вертелись на хрипящих мустангах жадные до схватки юноши, впервые ступившие на военную тропу. За их спинами вскоре появились женщины Лакотов и дети, приехавшие поглядеть на войну. Все громко кричали и жестикулировали. Несколько девушек выдвинулось вперёд, подняв высоко палки с прицепленными к ним лохматыми скальпами Абсароков. Возле одного из скальпов болтались нанизанные на нить отрубленные пальцы и уши.
— Вы плохо слышали в прошлый раз! — визжала девушка, размахивая страшными трофеями. — Я отрезала вашим мужчинам уши и повторяла прямо в них, чтобы вы не появлялись в нашей стране, иначе придётся изрубить вас на куски!
Изредка из лагеря Абсароков доносились ружейные выстрелы. Между палатками, позади которых невозмутимо ползла широкая лента синей реки, Бак заметил нескольких белых людей. Их лица были покрыты краской, а волосы зачёсаны на лбу и смазаны жиром на манер Вороньего Племени. Один из них выехал вперёд, выкрикивая песню храбрых. Его голову украшало красное перо. Поперёк седла лежало длинноствольное ружьё. Всадники обеих сторон скакали вперёд и назад, но в бой не вступали, зато не переставали звучать пронзительные оскорбления. Однако никто не предпринимал решительных шагов, потому что каждое племя было с семьями.
Внезапно наступила тишина. Пыль медленно опустилась на землю. Пятеро Лакотов медленным шагом приблизились почти вплотную к ближайшему типи и молча уставились на врагов. Бак последовал за ними и остановился перед белым человеком с красным пером в волосах.
— На сердце становится теплее, когда видишь человека своей расы даже в такой дурной истории, не правда ли? Надеюсь, мы с вами не станем дырявить друг друга, — засмеялся незнакомец, откидываясь в седле.
Бак ответил растерянной улыбкой. Со стороны Абсароков прискакал второй белый, похожий на охотника: в пушистой шапке с хвостом белки и замшевой куртке.
— Мич Боуэр, — представился он и коротко объяснил, что прибыл с правительственной делегацией из форта Ларами, чтобы созвать Абсароков на переговоры. Он не успел договорить, как хлопнул выстрел. Все пригнули головы и развернули коней, направляя их подальше от врагов. Лицо Боуэра крепко врезалось в память Эллисону. Возможно, при других обстоятельствах он не запомнил бы этого человека, но в этот раз всё было как-то особенно ярко: и солнце, просветившее орлиные перья насквозь, и множество лоснящихся краской вражеских лиц в непосредственной близи, и английский язык в шквале лакотского наречия…
