Грянули последние залпы. Навалилась неожиданная тишина. Индейцы спрыгивали с лошадей, подбирая оружие солдат. Многие недоумевали, оглядываясь и не веря, что сражение завершено. Подняв глаза к солнцу, Бак удивился, что не прошло и получаса с начала сражения. Всё промелькнуло каруселью и оборвалось. Теперь слышались удары дубинок и топоров: воины добивали раненых.
Возле Бака остановились, тяжело дыша, Низкий Пёс и Маленький Большой Человек.
— Они стали совсем глупые, — сказал Низкий Пес, — зачем они напали на нас? Зачем убивали себя? Если они боялись драться, то не нужно было нападать.
Прошагал Дождь-На-Лице, помахивая часами на цепочке, которые он только что подобрал где-то.
— Эта вещь издаёт звук. Там, видно, живёт кто-то. — Он пошёл по склону, нагибаясь над убитыми. Длинные косы раскачивались при каждом шаге. Некоторых убитых Дождь-На-Лице толкал ногой, трогал руками их лица и что-то бурчал под нос. И вдруг он издал торжествующий вопль.
— Смотрите, люди! — остановился он над трупом, который уже был раздет догола и распорот от паха до грудной клетки. — Это человек, который напал на меня со спины в деревянном доме. Он заковал меня в цепи. Это подлый пёс, не осмелившийся схватиться со мной в честном бою. И вот он мёртв. Не моя рука лишила его жизни. Но я всё равно счастлив. Я бежал из форта и поклялся, что он заплатит мне за оскорбление. Кто-то опередил меня, но я не в обиде на братьев. Сегодня хороший день. На сердце моём легко.
[25]
Дождь-На-Лице достал нож и небрежно срезал золотистый скальп с Тома Кастера, сорвав сильным движением кожу даже с шеи покойника. Кровь свернулась многочисленными каплями на его пыльных запястьях. Затем проломил ударом топора изуродованную голову мертвеца и побрёл дальше. Куда ни глянь, индейцы переворачивали трупы, стаскивали с них одежду. Появились женщины и дети, они несли ножи, топоры и сумки для трофеев.
Бак почувствовал усталость. Долгая дорога и жестокая схватка наполнили его голову мутной тяжестью. Он зажмурился и подумал, что его утомительное путешествие, жизнь в Дэдвуде, светловолосая Лиза Мичел в аромате духов — всё это ему просто приснилось. Возможно, этот бой тоже снился ему, как и вся жизнь, долгая и, как ему вдруг показалось, лишённая смысла.
— Отец! — подбежал к Баку сын, сверкая восторженными глазами. — Я убил Бледнолицего! Я совершил подвиг! Я стал воином!
— Ты разве был в бою? — Далёкий Выстрел опустился на корточки перед мальчиком и положил на колени «винчестер». Кровь стучала в висках, и в голове трещало от палящего солнца.
— Нет. Мы смотрели с берега. Было плохо видно, так много поднялось пыли. Многих солдат, которые бежали, мужчины проткнули копьями. Но мы с Чёрным Лосем заметили одного, который притаился в кустах, и стали стрелять в него из луков. Он громко кричал и уворачивался, но мы убили его. Затем я притронулся к нему, как полагается храброму, чтобы заработать уважение и славу.
— Ты достоин похвалы, — сказал Бак устало, — а я теперь отправлюсь отдыхать. Ты займешься моим конём.
— На том конце деревни, — указал рукой мальчик, — ещё много солдат. Это те, которые первыми напали на нас. Они засели на горе, они очень испуганы и плохо стреляют. Мужчины стаскивали многих из них с лошадей прямо руками, когда те взбирались на гору… Разве ты не пойдешь биться с ними?
Бак не ответил. Он молча протянул сыну повод и пешком направился к воде, обходя бесконечные кучки людей, толпящихся над мертвецами. Перешагивая через трупы, Далёкий Выстрел блуждающим взглядом обводил поле брани. Несколько всадников волокли длинными крюками окровавленные мешковатые тела раздетых солдат. Повсюду валялись изувеченные трупы, у многих были отсечены конечности. Провалы вместо глаз чернели запёкшимися лепёшками на бледных лицах. Медленно оседала пыль, опускаясь на восковые фигуры, утыканные стрелами. Иногда на пути попадались изрядно изрубленные армейские лошади, которым, по всей видимости, тоже пришлось испытать на себе ярость краснокожих победителей. Тут и там среди покойников встречались тела, совершенно нетронутые, и они казались непростительно нелепыми в своей цельной белой наготе среди изрубленных мертвецов.
Возле самого брода Эллисон увидел хмурого индейца по имени Убивает Ночью. В руках воина синим комом лежала армейская куртка и шляпа поверх неё. Убивает Ночью стоял над раздетым трупом солдата, на котором остались только носки, и монотонным голосом, словно он пел похоронную песню, упрекал мертвеца:
— Ты и твои друзья не хотели внимать голосу сердца. За это я расковырял тебе уши, чтобы они лучше слышали на Дороге Призраков. Вы не оставили нас в покое, вы гнались за нами. У вас жадные руки, вы хотели нашей смерти и нашей земли. Теперь вы останетесь на нашей земле навечно. Только не сможете вы ничем похвастать, потому что не осталось у вас ничего, кроме позора. И не будете вы знать покоя. Женщины и дети уже ходят вокруг с топорами и ножами, чтобы нанести каждому из вас столько ран, сколько ран в их сердцах от вашей войны…
6
Бак сходил на поле брани утром, когда над равниной лениво полз сероватый туман. По склону холма с белеющими в сумраке голыми мертвецами шелестели зелёные бумажки — деньги, которые дикари повыбрасывали из карманов мундиров и найденных кошельков. Вдалеке, прихрамывая, брела одинокая лошадь с соскользнувшим и волочившимся за ней армейским седлом.
Стоя среди разбросанных фигур, лишённых человеческого облика и похожих на истерзанных плюшевых кукол, Бак ощутил подобие суеверного ужаса. Более двух сотен кавалеристов — и ни малейшего намека на жизнь. Ничего общего не было у этих окровавленных тел с жизнью. Бак невольно пошевелил пальцами руки и осмотрел себя с ног до головы, чувствуя скрытую в мышцах силу. Какой-то обман таился в человеческом теле. Что-то очень неправдоподобное скрывалось под кожей и выдавало себя за жизнь, что-то зыбкое, вымышленное, готовое без усилий улетучиться.
Он остановился перед обнажённым человеком, брошенным на два изуродованных трупа. Из всей одежды на покойнике остались только носки. Неподалёку валялся сапог со срезанным голенищем. Бак долго смотрел на убитого. Не сразу он признал это бледное, покрытое пылью лицо с грязными разводами на лбу и щеках. Это, конечно, был не тот человек, что пятнадцать лет назад, когда Дикий Билл представил ему Эллисона в форте Ливенворс. Но всё же это был Джордж Кастер. Он сильно изменился, заметно постарел, но в лице оставалась та же выразительная элегантность, подчёркнутая прикосновением смерти. Возле посиневшего рта застыла кровь. Бак погладил генерала по коротко остриженной голове и нащупал пальцем пулевое отверстие на виске. Затем он медленно провёл ладонью вниз по груди и наткнулся пальцем на вторую дырку от пули в области сердца.
Тело излучало мёртвую прохладу остывшей за ночь скалы и казалось скользким. На обоих бёдрах покойника мышцы развалились, рассечённые острым лезвием до самых костей. В паху торчала длинная стрела, но крови не было — воткнули уже в труп. Странно, что индейцы, оставив следы издевательств, не сорвали волосы с головы генерала. Непонятно зачем, кто-то аккуратно отрезал покойнику кончик мизинца на одной руке…
