Ельцин бессильно опустил голову. Глядя на эту беспомощно повисшую голову, Коржаков ощутил физическую боль от пронзившей его жалости к Борису Николаевичу. «Несчастный человек! Даже отказаться не может. А ведь какой мощью обладал, каким потенциалом… И вот не способен отказать ни жене, ни дочери. Зачем ему власть? Зачем ему переизбираться? И стране такой полумёртвый вампир не нужен…»
– Не хотите помочь мне, Александр Васильевич?
– Чем, Борис Николаевич?
– Принесите мне рюмку водки.
– Вам категорически нельзя.
– Но я не выдержу присутствия Илюшина.
– Почему? Он вас утомляет? Ельцин промолчал, не ответил, но задышал тяжело, как от омерзительного воспоминания.
– Такой он весь… – Президент сморщил лицо и шевельнул рукой, будто пытался нащупать что-то в воздухе перед собой. – Смотрю на него, понимаешь, и не слушаю. Трудно слушать его. Мусор какой-то. Липкий, понимаешь, гадкий… Такое впечатление, что у него мухи во рту сношаются. Я ему намекаю: «Это ваши вопросы, сами должны решать их», – а он не понимает… Нельзя же всё на меня сваливать. Я один со всеми делами не в силах… Не в силах…
В следующую минуту дверь отворилась, и на пороге появился помощник президента.
– А вот и Виктор Васильевич… – с неудовольствием сказал Ельцин.
– Борис Николаевич, извините, задержался. – Илюшин суетливо прошмыгнул к столу и положил на стол пачку бумаг. – Документы подбирал.
– Нет… – Ельцин отрицательно помотал головой. – Половину бумаг отложите в сторону.
– Какую половину? – с готовностью спросил Виктор Васильевич.
– Да любую!
– Хорошо.
– Ноґсите сюда, приноґсите всякое! – Ельцин громко закряхтел, почти застонал. – Откуда вы всё это берёте? Ну откуда столько мусора?!
– Борис Николаевич, – начальник СБП кашлянул в кулак, – я свободен?
– Свободны! – натужно отозвался президент. – Все свободны! Только я занят! Только я должен, понимаешь, решать и решать…
Коржаков быстро вышел.
У себя в приёмной он увидел Смелякова и буркнул:
– Заходи, Виктор Андреевич.
Плотно закрыв за собой дверь, полковник Смеляков начал докладывать с порога:
– Александр Васильевич, у нас прошла информация, что американцы, возможно, выделяют деньги на предвыборную кампанию Ельцина.
– Знаю.
– Знаете? – удивился Виктор.
– Да, – угрюмо кивнул шеф. – Черномырдин недавно сказал об этом. Ему Гор предложил оказать финансовую помощь Ельцину. Американская администрация, видишь ли, обеспокоена тем, что позиции коммунистов в нашей стране укрепились.
– Значит, это правда.
– Насчёт денег они официально договорились.
– И сколько же они выделяют нам? – спросил Сме-ляков после долгой паузы.
– Пятьсот миллионов долларов… Отгружают целыми контейнерами. Я узнал об этом недавно на заседании предвыборного штаба. Сначала не поверил. Потом встал и говорю: «Надеюсь, теперь вы поживитесь вдоволь». Там, конечно, крик поднялся такой, что страшно вспоминать… Чубайс кипятился больше всех. «Вы нас чёрной краской вымазать хотите!» – и всякое такое… Да их и мазать не надо – так всё видно.
– А чем группа Чубайса занимается конкретно? Что делают?
– Да ничего они не делают, – устало махнул рукой Коржаков. – Кофе пьют с коньяком, ведут стёбные разговоры, изображают из себя яйцеголовых… Зато секретности напустили вокруг себя… Обычные подростковые игры умных мальчиков во взрослых людей… Вот только беда в том, что от их игр зависит судьба страны. Надо их серьёзно прижать, не то они всё до копейки растащат. Я шефу доложил обстановку, попросил его дать возможность мне ознакомиться с финансовой отчётностью активистов. Надо выяснить, какие аппетиты у этих парней.
– И что президент?
– Сначала ворчал, но в конце концов велел Черномырдину передать мне всю отчётность. Мне сказал: «Проверяйте, потом доложите».
– Значит, руки у нас развязаны? – воодушевился Сме-ляков. – Отлично, работа приобретает новое качество.
Коржаков улыбнулся в ответ.
– Ну что, полковник? Сможем мы взять их за жабры?
– Взять-то возьмём, Александр Васильевич. Главное, чтоб не вывернулись они. Слишком уж скользкие.
* * *
Посреди зала на помосте, задрапированном белой тканью, сидела, поджав под себя тонкие ноги, обнажённая девушка. Худенькая, бледная, с длинными чёрными волосами, брошенными через плечо на грудь, она казалась полупрозрачной русалкой. Стоявшие вокруг студенты, уверенными движениями делали наброски на холстах. В зале пахло краской, слышалось шуршание карандашей и усердное сопение молодых художников.
Марина с гордостью обвела зал рукой.
– Вот, – сказала она и посмотрела на Воронина, – это и есть моя школа… Но пойдём отсюда. Не надо им мешать.
Она легонько подтолкнула бывшего мужа к двери, и он послушно покинул помещение, с некоторым облегчением вздохнув в коридоре.
– И как им удаётся так… без движений? – спросил он сам себя.
– Ты про тех, которые моделями работают? Да, нелёгкая у них доля, – кивнула Марина. – На первый взгляд ничего особенного, но в действительности не каждый способен выдержать. Надо ведь долгие часы сидеть или стоять неподвижно.
Стены в коридоре были увешаны картинами.
– Куда работы деваешь? – полюбопытствовал Воронин, остановившись перед полотном, на котором была изображена чёрная птица, зависшая над золотым церковным куполом.
– Продаю. Часть денег идёт художникам, но в основном вкладываю в школу. Очень хорошо идут церковные мотивы.
– Спекулируешь на теме? Извини, я не хотел обидеть тебя.
– Ты и не обидел, – спокойно отозвалась она.
– Прости.
– И прощать-то нечего. Но только ты, Гена, помни, что я не суюсь в твои дела, а ты не суйся в мои. Я тут хозяйка и поступаю так, как считаю нужным.
– Прости, я, наверное, неудачно выразился, – снова извинился он.
– Уже простила.
– Я лишь подумал, что ты, может быть, невольно приучаешь своих студентов заниматься поделками, на которые есть спрос… А как же высокое искусство?
– С каких пор тебя беспокоит судьба искусства? Да разве ты разбираешься в живописи? Почему ты называешь это поделками?
– Может, я не разбираюсь в искусстве, зато разбираюсь в халтуре.
– Это хорошие полотна, качественные. И на них есть спрос… Будет спрос на голых женщин – я начну продавать голых женщин. Будет спрос на пейзажи… Я не понимаю, зачем ты приехал, зачем ты напросился на встречу? Тебе нравится злить меня? Или что? Чего ты хочешь от меня?
