Александр Васильевич с такой силой опустил трубку, что сидевший напротив него Смеляков решил, что телефонный аппарат разлетится на куски. Это был редкий случай – никто не мог похвастать тем, что видел, как начальник СБП «выходит из себя». Коржаков всегда держал себя в руках.
– Вот ведь пристали! – Александр Васильевич никак не мог успокоиться. – То Батурин, то Лившиц, то Сатаров… Все звонят, прибегают, выпрашивают милостей для этого Гусинского! Всех он прикормил, всё руководство под его дудку пляшет! И так и сяк через ельцинских помощников подходы делает. Уж кто только за него в Семье не хлопочет. Вот Сатаров сейчас звонил, просил не трогать Гусинского, простить, он, дескать, хороший, его просто не так поняли.
Смеляков пожал плечами в ответ.
– Не понимаю, зачем столько шумного беспокойства? Гусинского никто не выгонял из России. Пусть возвращается. Разве ему въезд воспрещён?
– Да он, оказывается, со страху помирает, всюду трубит, что я чуть ли не собственноручно пристрелить его собираюсь.
– Александр Васильевич, насколько я понимаю, Гусинский – очень большая фигура в мире капитала. Этого отрицать нельзя. За ним стоит серьёзная сила. Я думаю, он достаточно побегал по заграницам. Давайте не будем обрубать ему надежду вернуть доброе к себе отношение. Мне кажется, лучше установить с ним оперативный контакт. Он экспрессивен, болтлив, наверняка поведает нам много интересного.
– Болтлив. В этом смысле они с Березовским стоят друг друга.
– С нашей стороны было бы упущением не воспользоваться этим его качеством.
– Завербовать этого проходимца? – засмеялся начальник СБП.
– Завербовать вряд ли удастся, но почему бы не попробовать? Гусинский труслив, но жутко хочет вернуться. Разве это не база для контакта? Давайте я займусь этим вопросом…
– Попытайся. Только мне кажется, что ничего не получится…
Коржаков оказался прав. Переговоры с банкиром через посредников ни к чему не привели. Гусинский категорически отказывался приезжать в Россию. Его страх за собственную жизнь был необъяснимо огромен. Кроме того, он хотел разговаривать только с Коржаковым. Похоже, банкир жаждал, чтобы самый главный человек в СБП лично гарантировал ему безопасность. Но было вполне очевидно, что никакие гарантии всё-таки не могут избавить Гусинского от постоянной тревоги. Есть люди, которые живут хоть и безнаказанными, но не безмятежными. Владимир Александрович Гусинский знал, что за проблемы возникли у него со спецслужбами.
Он принадлежал к той когорте активных деловых людей, которые безудержно рвались по крутой лестнице вверх, мечтая добиться, чтобы пространство для его жизнедеятельности стало безгранично. Он был из новой плеяды дельцов, считавших себя хозяевами страны и говоривших об этом во весь голос.
В России всё ломалось, крошилось, рассыпалось, требовало срочной починки и восстановления. Весь скелет государства разрушился, однако нужные для укрепления страны законопроекты пробуксовывали. Перевёрнутые с ног на голову ценности настолько дезориентировали новое поколение, что о нравственности никто не думал, все были словно одержимы бесами, все жаждали наживы. В стране царили беззаконие и насилие. Всё пришло во взрывоопасное состояние, это сквозило в воздухе, слышалось в разговорах, проявлялось на лицах, отражалось в огромных лужах, запрудивших городские улицы. На бескрайних просторах бывшего Советского Союза всюду появлялись царьки-губернаторы, властной и жадной рукой правившие обнищавшими массами и наживавшие за счёт народа миллиардные состояния. Они не только не стеснялись своих дворцов, но кичились ими, похвалялись друг перед другом, выставляли их напоказ, вызывая в народе бешенство и ненависть. Но противопоставить новым хозяевам жизни было нечего. Телевидение, радио, газеты и журналы – всё принадлежало им. Они навязывали свой образ жизни, предполагавший исключительную роскошь и вседозволенность. Молодое поколение обезумело, быстро уверовав в то, что смысл жизни спрятан в пиве, игровых автоматах, ночных клубах и сексуальной вседозволенности. Вырвавшиеся на первой волне «свободного рынка» эстрадные звёзды проповедовали сладость наркотического опьянения, и молодёжь жадно внимала им. Телевидение – важнейшее из всех средств массовой информации – потакало самым низким страстям, а Владимир Гусинский был главной фигурой в телевизионной империи…
* * *
Попрощавшись с Коржаковым, Смеляков вышел из здания и некоторое время стоял неподвижно, наслаждаясь тишиной. Сюда, за высокие зубчатые стены древнего Кремля, не доносился безумный шум столицы. Здесь царила особая атмосфера.
Из плавно подкатившей к подъезду «Волги» выбрался мужчина в длинном чёрном пальто и чёрной же шляпе. Что-то знакомое было в его фигуре, но Смеляков не сразу узнал его. Лишь когда тот повернулся, удивлённо выкатив глаза, Виктор понял, кто перед ним.
– Смеляков! – воскликнул мужчина. – Ты как здесь?
Это был Владислав Шкурин. Впервые Виктор столкнулся в ним, ещё работая «на земле» в районном отделении милиции. Затем их дороги пересеклись на Петровке, где Шкурин получил должность в Управлении по политико-воспитательной работе.
– Каким ветром тебя занесло в Кремль, Витя? – изумлённо спросил Шкурин.
– А тебя? Вижу, ты на служебной машине.
– Работаю в администрации президента, – важно объяснил Шкурин, и на лице его появилось выражение некоторого недоумения: мол, неужели есть люди, которые не знают об этом?
С самого начала их знакомства он относился к Сме-лякову почти враждебно, клеймил его за «политическую близорукость», категорически выступал против перевода Виктора в МУР, хотя Смеляков считался лучшим сыщиком района. Шкурин всегда прислушивался к тому, что говорили «старшие товарищи по партии», всегда спешил оказаться в первых рядах тех, кто «воплощал волю партии в жизнь», громче других защищая идеи социализма и бичуя пороки капитализма. Но грянул август 1991 года, страну всколыхнуло появление танков на улицах Москвы, и Владислав Шкурин, поначалу уверенно вставший на сторону ГКЧП, вдруг заколебался, затем затаился, а под конец второго дня, смекнув, что сторонники Ельцина берут верх, отправился «защищать» Белый дом. Он явился туда в милицейской форме, с решительным лицом, твёрдым голосом рассказывая о прогнившем советском режиме и предсказывая неотвратимость демократических перемен. Где-то там, во чреве Дома Правительства, он столкнулся с Сергеем Филатовым, который нёс куда-то кипу бумаг. Документы рассыпались по всему коридору, и Шкурин бросился собирать их, затем, чтобы загладить свою вину, он помог Сергею Александровичу донести их до нужного кабинета, а там вызвался сделать что-то ещё. Позже, когда Ельцин назначил Сергея Филатова главой администрации президента, Сергей Александрович нашёл тёплое место и для Шкурина в одном из кремлёвских кабинетов…
– В администрации президента? – переспросил Сме-ляков. – Высоко же ты взлетел… – И добавил с усмешкой: – На волне демократии…
– Времена меняются. Мы не имеем права стоять на месте.
– Понимаю… Партия приказала строить капитализм, и ты не смог отказать ей, верно? Ты же всегда был коммунистом.
